Этот голос он когда-то слышал... Мысли липкие и тягучие. Тошнит и кровь стучит в ушах. А... Это голос Заура... А где Натэлла? Костя силится припомнить её лицо. И не может... Ну да, он её больше и не увидит... Машина трясётся на ухабах. «Наверное “копейка”» – несколько раз медленно ворочается эта мысль. Почему именно эта? Какая разница?... Ну вот и туман начал рассеиваться, хотя стук в ушах остается, а боль становится даже сильнее. Тело затекло... Так куда же его везут? – Ну да, его везут убивать... Эта мысль почему-то не удивляет Костю. И не пугает – внутри лишь тупое оцепенение и одно желание – пошевелиться, расправить затекшее тело. Но – невозможно. Неужели действительно его сейчас убьют? И всё закончится так нелепо? Машина делает резкий поворот. Тошнит, и Костя едва удерживается, чтобы не вырвать. Зачем он удерживается от этого? Испачкал бы машину – ведь теперь всё равно. «Теперь всё равно» – думает он с каким-то далёким удивлением – удивляется не он, но кто-то наблюдающий за ним со стороны. Почему всё равно? Разве он не хочет еще жить? – Он не может ответить на этот вопрос, потому что мысли расплываются. В машине становится темно. Краем сознания Костя отмечает, что они, видимо, выехали загород. Он закрывает глаза. Перед внутренним взором появляется картинка. Ему семь лет: вчера он посмотрел по телевизору фильм про первые самолеты; и он хочет тоже сделать – нет не самолет – крылья, он видел там в фильме, как дяденька привязал к рукам крылья, прыгнул с горы, упал и разбился. Но он, Костя, сделает хорошие крылья, и не разобьётся. Он находит возле помойки большой кусок фанеры, рисует на нём карандашом контуры крыла, а потом выпиливает лобзиком. Крыло получается неровное, но завтра Костя выпилит второе, приделает к ним ремешки, чтобы всунуть руки... Приходит с работы отец. Смеётся над его затеей. Косте обидно. Он уходит в свою маленькую комнату и плачет там... Зачем он вспоминает это сейчас? Ему нужно сосредоточиться и понять что-то важное... Что? А может быть это воспоминание и есть самое важное? Он хотел летать. Так никогда и не летал. Даже на самолете не приходилось... Костя печально улыбается – нет не губами – где-то внутри: вот так и вся жизнь прошла... Но почему ему не страшно? Ведь его сейчас убьют. Его? Убьют? Это как-то не складывается в уме. Усилием он старается ухватить эту мысль: сейчас его не будет. И не будет больше никогда. «Никогда» – слово это звучит эхом, пульсом врезаясь в уши. Но в нем нет чего-то, что вызвало бы чувства. Он не может понять это слово: «никогда»... Бессмысленный набор звуков... Стоп! Он же писал историю Мартина Гуски! И не закончил! Нет, так нельзя! Нужно закончить, обязательно дописать... Впрочем, какая теперь разница? Может быть это вообще только сон? А что такое сон?... Нет, он не может сосредоточиться... а надо бы... — 121 —
|