Великая ересь

• Мартин, иди ко мне.

Она лежала на ложе не укрытая, в одной короткой рубахе. Мартин подошёл, стал рядом.

• Что тебе?
• Ложись рядом, Мартин. – Зашептала Божена.
• Я не буду сегодня спать. Да и идти нужно будет через три часа... – Он знал, зачем она звала его, но решил удержаться от соблазна.
• Завтра мне помирать, а мужа уже два года как убили... Утешь меня, утешь, Мартин. В последний-то раз.

Она быстро скинула рубаху. Он невольно восхитился зрелой красотой её полных бедер, большой грудью. Сдерживать себя было трудно, но он еще надеялся найти предлог, чтобы уйти и заснуть на полу, неподалёку от Гинека.

• Ну, иди же ко мне! – Божена быстрым движением расплела косы и разметала свои длинные - до самых бедер - волосы. Она была необычайно хороша в эту минуту. И Мартин сдался. ...Она что-то горячо шептала ему на ухо, едва сдерживая стоны, чтобы не проснулся сын, - Локвис не разобрал её слов, да это было и не важно. Впившись губами в её полные, спелые губы и едва сдержав стон от огненной вспышки, остро и сладостно пронзившей всё его существо, он вдруг ясно понял, что и он последний раз в жизни познаёт женщину... Вскоре он заснул и проснулся от того, что Божена трясла его за плечо. Она была уже одета.
• Пора. Пойдём, Мартин!

Он быстро оделся. Выйдя за занавеску, он увидел, что мальчик как-то странно лежит. И лица Гинека не было видно – на голове его лежало свернутая в несколько раз холстина. Почувствовав недоброе, Мартин подошел ближе. В тусклом предрассветном свете тело мальчика было неподвижно. Он не дышал.

• Ты что?! – Закричал он на Божену, но та поспешно закрыла его рот ладонью. – Ты что, задушила его? – Прохрипел он сквозь её сильную ладонь.
• Во сне лучше, чем на костре. Я не выдержала бы этого.
• Дура! Я же говорил тебе, что Жижка не трогает детей!
• Он сейчас хуже зверя, он на всё способен! – Отвечала Божена.
• Дура! – Опять в сердцах выругался Мартин...
• Пойдём, милый!

Он вышел, не оборачиваясь и шёл за ней, вспоминая эту ночь и чувствуя, что на смену благодарности, которую он испытал к этой женщине, приходит брезгливость и гнев. Но было не время проявлять чувства. Они шли через огороды к городской стене. Божена быстро отыскала место в стене, заваленное брёвнами, где можно было проползти на ту сторону. Не говоря ни слова на прощание и даже не глядя на женщину, Мартин отодвинул два тяжелых бревна и устремился в проход. Через минуту он был уже вне города. Божена перекрестила его во след, придвинула брёвна на место и вернулась в дом.

В десять часов утра двести человек пикартов (детей и стариков Жижка действительно не тронул) стояли на площади городка, в то время, как вооруженные люди таскали доски и солому на огромное кострище.