Причастие

В естественном развитии мира наступает этап зрелости. И тогда для собирания семени жатвы, то есть, чад Ахамот – пневматиков, для превращения их в гностиков и для окончательного разделения мира в третий раз является Христос. Он нисходит на сотворенного Демиургом Мессию – психика, в которого Ахамот тайно вложила духовность, и соединившись с ним, становится Спасителем мира. Пневматикам Христос дарует гнозис об их небесном Отце, о тайне Плеромы и их происхождении. Он соединяет их с собой и возносит в Плерому. Но у Него было и душевное тело, ибо Он пришел на землю и для психиков. Тех из них, которые спасаются верой и добрыми делами, Он возносит, но не в Плерому, а в среднее место, в низшую восьмерицу, которую Ахамот создала для Демиурга и психиков. Только тела материального у Христа нет. Он принял лишь видимость его. Все материальное обречено на гибель, и когда пневматики вознесутся в Плерому, а Демиург и спасенные психики упокоятся в низшей восьмерице, вырвется наружу сокрытый во глубине мира огонь и пожрет иликов и грешных психиков.

Учение Валентина еще резче, чем учение Василида отделяет гностика от христианина, веру которого оно объявляет верой психика. Валентин поставил себя над Церковью и пытался извлекать из нее гностиков.

Карсавин говорил еще что-то про христианских ересеологов: Тертуллиана, Климента Александрийского, Оригена, которые боролись с теориями гностиков, опровергая ложность их систем. Но гностики были не просто отвлеченными теоретиками и сами о своих теориях говорили меньше, чем их противники. Гностики были людьми напряженной религиозной жизни. Они хотели спасать себя и других при помощи аскезы и магии, и теория была на третьем месте. Учение было доступно лишь гностикам, оставаясь непонятным для большинства христиан. Гностицизм, по утверждению Карсавина, это не философия, а религия...

Во время небольшого перерыва мне удалось на минутку выйти на улицу и глотнуть свежего воздуха. Я перестал клевать носом и уже внимательно слушал третью часть лекции – про гностика, которого Карсавин назвал наиболее опасным – Маркиона.

Маркион до последней возможности старался остаться в Церкви. Отлученный отцом своим, епископом Синопским, он добивался признания от христианских общин в Малой Азии и, затем, в Риме. Только отвергнутый Римом, он основал свою собственную церковь, общины которой рассеялись от Италии до Африки и Малой Азии, где они и существовали до десятого века, возродившись в богомильстве, катарстве и альбигойстве – наиболее распространенных средневековых ересях.