Причастие

Костя, хотя и был профессиональным философом, и после окончания университета почти ни на день не оставлял самостоятельных занятий – несколько его статей вышли в «Вопросах философии» и других журналах, - по профессии почти не работал. Устроиться в девяностых с нормальной зарплатой молодому специалисту было невозможно. Пришлось сменить множество занятий: секретарь в Комитете по делам молодежи, рекламный агент, рабочий в археологических экспедициях, преподаватель на курсах английского языка, и, до недавних пор – даже один из совладельцев небольшого агентства по недвижимости, которое развалилось этой весной. Только с предстоящей осени его, наконец, ждала работа в Университете Педагогического Мастерства. Племянник друга Костиного отца – довольно молодой еще и предприимчивый профессор, заведующий одной из кафедр «Упээма»[16] – Георгий Васильевич Хлопонин набрал курс «Постмодернистская педагогика» и взял Костю к себе куратором экспериментальной группы и преподавателем курса философии двадцатого века.

Сразу после окончания школы ребята приезжали на Костину дачу гораздо чаще. Потом все переженились и стали отрываться от семей только на одни выходные в августе. Года через два-три, правда, Костя, Гриша и Толик развелись. Толик женился почти сразу вторично. Костя и Гриша остались холостяками...

Стоит, наверное, чуть подробнее остановиться на истории семейной жизни Кости. В юности он был чрезвычайно застенчив и до третьего курса Университета даже ни с кем не целовался. И вышло так, что его однокурсница - Ольга, влюбившаяся в него, как в талантливого, подающего надежды философа, буквально женила его на себе. Но, после окончания учебы, когда выяснилось, что Костя не в состоянии прокормить ни жену, ни даже самого себя – ушла от него и вышла замуж за преуспевающего бизнесмена. Но они оставались друзьями и довольно часто встречались: пожалуй только в Ольге Костя находил благодарного слушателя, полностью разделяющего и понимающего его идеи и интересы.

Еще одно дополнение. Я довольно часто употреблял слова «Костина дача». Дача, конечно же, была не Костина, а его родителей. Его отец – академик, заведующий крупной клиникой, получил ее еще в восьмидесятом году в престижном тогда месте – поселке Орехово – шестьдесят с лишним километров от города по Приозерскому направлению. Великолепные озера, сосновые леса, соседство с дачами крупных чиновников...

Вот, пожалуй, та информация, которая необходима нам для начального знакомства с Костей и его друзьями. Поведав ее, я позволю себе немного порассуждать на тему культуры русской дачи. Нет, здесь имеется в виду не тот тип дачной культуры, который в народе получил название «шесть соток» – дружное пропалывание грядок, строительство пристроек и собирание урожая... Речь пойдет о культуре дачного философствования. О традиции, которая повелась с конца девятнадцатого века и нашла отражение во многих рассказах Чехова, Горького, Бунина... Эта традиция в чем-то перекликается с западной культурой общения в кафе. Только западный человек живет в сподручном, обработанном мире, в мире вторичном по отношению к природе. В западном кафе присутствует атмосфера светской жизни, которая берет свое начало от придворного мирка (в отличии от дачи – смеси помещичьего с племенным – деревенским миром). Общение в кафе – это «диалог дворни или аристократов рядом с палатами короля или феодала». Дача же – чисто русское изобретение. Русский живет в двух местах – в городе и деревне, он – между. Эти две точки и дорога между ними отражают основное духовное движение – от центра к периферии и обратно. И именно на периферии - на даче особенно ярко проявляется культура дачного философствования (я не утверждаю, что только там, ибо есть еще культура философствования на кухнях, например). И, все-таки, дачное философствование, в отличии от того же кухонного – менее напряженное, более вальяжное, расслабленное...