Причастие

• Я знаком и с самим Семеном Людвиговичем Франком и с его работами, и не вижу никаких противоречий между тем, что вы, Лёня, сейчас сказали и моей позицией. Поверьте, господа, ритуал — это нечто значительно большее и несравнимо более важное, чем простая последовательность действий. Ритуал — это суть, это отлитая в скупых словах и жестах квинтэссенция учения. И лучший путь к ритуалу — изнутри. От созерцания видимого мира - к размышлению о мире невидимом. Сейчас мы с вами завершим беседу простым, на первый взгляд, ритуалом, - выпьем по глотку вина из общей чаши. Но, если вы проделаете это действие из самой глубины души своей, обращаясь при этом к тому сокровенному, что оно в себе несет, вы обнаружите вдруг свою причастность к тому самому непостижимому, о котором писал Семен Людвигович Франк. Но дается это не сразу, может быть, с сотого или тысячного раза.
• Если с тысячного, то так, пожалуй и спиться можно, - некстати попробовал пошутить Лёня. Мебес устремил на него свой пронзительный взгляд и Лёня осекся, впервые густо покраснев.
• Надя, у вас все готово?
• Да, Генрих Оттонович, - Нэй вышла и через минуту вернулась с позолоченной чашей, наполненной красным вином...

С самого начала мне было непонятно, почему Мебес пошел на поводу у этого выскочки – Лёни и стал говорить о простых вещах, которые каждому из нас были, в сущности, хорошо известны. Говорить об этих азах в нашем кругу считалось дурным тоном и я ожидал, что Мебес откроет какие-то новые горизонты. И только на следующий день, вспоминая то напряженное внимание всех участников группы к этим известным вроде бы уже вещам и те моменты благодати, которые периодически окутывали нас, я понял, что главное было не в словах. Гроссмейстер вдохнул в наши познания жизнь и создал в группе ту самую атмосферу чудесного, которой так часто не хватало нам в моменты интеллектуальных споров и прорывов...»

(октябрь 1921 года. Петроград.)

2.

«Мы – дачники в нашей стране... какие-то приезжие люди. Мы суетимся, ищем в жизни удобных мест, мы ничего не делаем и отвратительно много говорим»

М.Горький «Дачники»

• Ну что ты тут завис, Костик? – на чердак протиснулась голова Гриши Бурлана, - Там уже все готово, ребята ждут. Пойдем!
• Залезай сюда, смотри, что я раскопал!, - отозвался Костя, сидящий на полу, возле сундука, посреди кучи барахла. В руках его была толстая старая тетрадь в кожаном переплете. – Мать попросила разобрать старый бабушкин сундук. Среди всякого хлама я нашел в нем эту тетрадь. Это дневник деда...
• Какого деда?, - Гриша влез на чердак и пробрался к Косте через спинки кроватей, развалившееся кресло и какие-то тюки.
• Моего деда. Его расстреляли еще в тридцать седьмом, как «врага народа». Отцу тогда еще и года не было. Не представляю, как у бабушки сохранился этот его дневник?! И всего одна только тетрадь... Бабушка умерла, когда мы только получили эту дачу, - мне шесть лет было. – Говорил Костя возбужденно.
• Ну и что в этом дневнике? Трогательная история его ухаживания за твоей бабушкой?, - усмехнулся Гриша, - Пойдем, внизу нас ждут вещи поинтересней...
• Не торопись язвить, Гриша. Тут информация очень любопытная. Представляешь, - мой дед был членом Ордена розенкрейцеров в двадцать первом году! Общался с самим Мебесом!
• С ГОМом?
• Ну да! В России в те времена половина интеллигенции увлекалась мистикой и оккультизмом...
• Блин, Костя, да ты, брат, оказывается – потомственный гностик! Круто! Слушай, потом покажи мне эти записи. Ну а сейчас пойдём, - Толик с Юркой заждались.
• Погоди, я еще несколько страниц пролистаю и спущусь к вам. А Толика, кстати, пока за хлебом отправь. Пусть к станции съездит, - хлеб-то мы забыли купить. Как раз минут за пятнадцать управится.
• Давай, не слишком тут зачитывайся...

Гриша спустился вниз к ребятам, а Костя продолжил чтение. То, что он уже успел прочесть в дневнике своего деда Александра Алексеевича Лисовского, очень его взволновало. Он и предполагать не мог о таких совпадениях в их с дедом интересах. О деде в семье почти никогда не говорили. Бабушка, по словам отца, рассказывала только общую канву биографии: в тридцать третьем они познакомились, в тридцать пятом поженились, а в тридцать седьмом Александра Алексеевича репрессировали. Работал он архитектором. Был интеллигентен, умен, образован. Бабушку обожал, никогда с ней не ссорился, не пил... Вот, пожалуй и все, что Костя о нем знал. Да еще выцветшая фотография в семейном альбоме, где они вдвоем с бабушкой в Ялте...