– Она не станет плакать в нашем присутствии, – сказал Том. – Это не в ее правилах. Она дотерпит до того момента, когда останется одна. Поэтому когда однажды утром во время приступа бессонницы я спустилась в кухню и обнаружила ее беззвучно рыдающей, пока она гладила нижнее белье мужа, которое она, очевидно, выстирала накануне вечером, после того как мы легли спать, я почувствовала почти облегчение. Ее плечи вздрагивали, и целые потоки слез лились на белые трусы и утягивающие жилеты. Интересно, почему ее белье никогда не становится серым? И как у нее получается рыдать так бесшумно и так изящно? Я размышляю над своими собственными эмоциональными выплесками: соленая смесь воды, соплей и слюней, и я, опухшая и покрасневшая. Мне требуется мужской носовой платок, чтобы утереться. Петра, напротив, слегка промокала уголки глаз маленьким кружевным платочком с вышитыми на нем розочками. В углу стояли три больших черных мешка для мусора, водном – полосатые рубашки, которые ее муж надевал на работу. Он считал себя достаточно смелым, чтобы щеголять в носках ярких расцветок, при наличии темных костюмов и галстуков. «Бухгалтеров считают консервативными, – всегда говорил он. – Никто не хочет иметь дело с эксцентричным бухгалтером». Был мешок с пиджаками из эры шикарно-небрежного гардероба, рассчитанного на рискованные решения ради случайного клиента, а также то, что могли предпочесть другие посетители: блейзер с большими медными пуговицами, более спокойный спортивный пиджак или даже классическая пиджачная пара. На полу валялись большие черные веллингтоны[56]. – С вами все в порядке? – Я крепко взяла ее за локоть и держала, пока она не опустила испускающий пар утюг. – Это непросто, Люси, – сказала она, деликатно сопя. – Зачем вы все это гладите? – спросила я мягко. – Я не могу отправить их мятыми в благотворительное заведение, – ответила она, потрясенно глядя на меня. – Ведь все же будет понятно… Петра продолжала раз в неделю стирать простыни даже в тот трудный период. Ее нижнее белье было всегда выглажено. А морозилка оставалась наполненной пищей домашнего приготовления, хотя и в маленьких, печальных, завернутых в фольгу порциях на одну персону, вместо двух. Их редко съедали. Я держусь за этот образ, чтобы пробудить в себе чувство симпатии к ней, которое серьезно пострадало, когда я открыла свой рождественский подарок вчера поздно вечсром. Она купила нам обеим – моей матери и мне – по экземпляру книги «Одевайтесь правильно. Одежда на все случаи жизни» Тринни и Сюзанны[57] и вручила их нам с большим волнением. — 140 —
|