– Это тяжелый неоплачиваемый труд, – возражает она. – В этом я не могу согласиться с тобой, – говорю я. – Но, учитывая твои политические пристрастия, я считала, что ты была бы последней из всех, кто станет судить о ценности человека, основываясь на размере конверта с его заработной платой. И если я не зарабатываю никаких денег, то это вовсе не означает, что то, чем я занимаюсь, не имеет никакой ценности. – Не могу поверить, что моя дочь выбрала участь домохозяйки! – Ее рот при этих словах кривится, будто они имеют горький привкус. – На самом деле, мама, частично эту проблему создают феминистки наподобие тебя, потому что, награждая работающих женщин важной ролью в жизни, вы совершенно девальвируете семейную жизнь, – продолжаю я. – Косвенно именно вы повинны в нынешнем расколе матерей на работающих и неработающих. Она выглядит так, словно ее захватили врасплох. – Фред теперь ходит в детский сад, в твоем распоряжении должно быть больше времени, – бормочет она. – А еще есть каникулы. Ты знаешь, сколько денег я должна была бы зарабатывать, чтобы оплачивать услуги няни? Она игнорирует этот довод. – Я хотела бы знать, когда ты собираешься заняться чем-то, что заставит работать твой мозг? – не сдается она. – Ладно, это другой вопрос. Но я действительно использую свой мозг, только менее очевидным, более побочным способом. Во всяком случае, нельзя сказать, что если я оставила работу, то работа оставила меня. Если бы мне удалось найти какую-то работу с неполной занятостью, которую можно было бы совместить с детьми, я бы согласилась на это. – Это такая потеря… – воодушевляется она темой беседы. – Знаешь ли ты, что матери, имеющие детей и выбывшие из рабочего процесса более чем на пять лет, потом с большим трудом находят работу, чем восточноевропейские иммигранты, которые даже не говорят по-английски? – сообщаю я. – Разве ты не читала об этом в газете на прошлой неделе? Никто не хочет давать нам работу, по крайней мере, такую работу, которая меня бы устраивала. Это дилемма для тебя и твоих подруг-феминисток, чтобы обсудить ее в пабе. – Но чувствуешь ли ты себя реализованной, Люси? – настаивает она. – Приносит ли это удовлетворение? Одна из самых милых черт моей матери – ее безграничное любопытство по поводу того, что движет людьми, особенно если их выбор отличается от ее собственного. Ее настойчивые расспросы могут показаться острыми, особенно учитывая то, что она является женщиной твердых взглядов, однако есть какое-то детское прямодушие в ее попытках, неутолимое желание действительно понять, чем живет другой человек. — 145 —
|