Тайная жизнь непутевой мамочки

Постер с изображением Бо Дерек выцвел, и место, где когда-то так гордо выступали ее соски, стерто. Все равно Сэм поражен.

– Груди, – говорит он, указывая на стену.

Потом он указывает на другой постер на обратной стороне двери. Они повесили свои рождественские чулки как раз под изображением женщины, сфотографированной сзади и одетой в очень короткое теннисное платье. Она мимоходом задрала подол своей юбки, чтобы показать, что на ней нет трусов, ее голова повернута, и она смотрит через плечо прямо в объектив.

Глядя на чулочки, висящие как раз под левой ягодицей теннисистки, я не могу удержаться от улыбки, поскольку живо вспоминаю спор между Марком и моей матерью по поводу этого постера. Кажется, это было летом 1984-го, в разгар забастовки горняков. Мы сидели в гостиной и смотрели новости, когда на экране полыхали необычные съемки генерального сражения между полицией и горняками где-то на юге Йоркшира.

– Зачем ты повесил все эти постеры с полуголыми женщинами у себя на стенах? – спросила моя мать, когда полиция перешла в наступление на горняков, прикрываясь пластиковыми щитами.

– А что бы ты хотела увидеть у меня на стенах, мама? – в свою очередь, спросил Марк, он всегда гораздо лучше меня умел отстаивать свои интересы в спорах. Я же была склонна слишком быстро менять точку зрения.

– Как насчет Никарагуа, антиапартеидного движения, чего-нибудь более проблемно направленного? – осведомилась мама.

И мы содрогнулись, увидев, как полицейский ударил шахтера дубинкой по голове.

– Артур Скаргилл[55] делает это не для меня, мама, – возразил Марк.

– Я думаю, тебе следует снять этот постер. Это свидетельствует о недостатке уважения к женщинам, – настаивала она.

– Ничего, кроме уважения, я к ней не испытываю, – спорил Марк.

– Тебя не интересует, что происходит в ее голове, тебя интересует только ее тело, – упорствовала она.

– Конечно, – сказал мой отец, отрываясь от газеты. – Ведь он подросток.

Мы уставились на него. Покладистый миротворец, отец мой еще в начале семейной жизни усвоил, что разумнее держать свое мнение при себе, особенно когда мама высказывает внезапное осуждение по какому-то новому поводу.

– Я думал, ты веришь в свободу выбора, мама, – не сдавался Марк, чувствуя, что он близок к победе.

Мама ничего не ответила и ушла на кухню.

Дверь спальни открывается, и женщина с задницей на несколько мгновений исчезает, пока Том снова не закрывает за собой дверь. К проблеме отопления он относится критически, используя каждую возможность, чтобы обратить внимание на холод, что немного утомляет, но противостоит невзгодам с наслаждением, подобно Скотту в Антарктиде. На нем по-прежнему шапка и перчатки. С течением дней он скатится на негодование, что только усилит его желание критиковать этот суровый быт.