|
Пусть, например, племя дикарей собирается съесть своего пленника. Они твердо уверены, что имеют на это право. Они будут упорно сопротивляться, если кто-то посягнет на их свободу съедать того, кого они хотят. А если пленник попытается убежать, чтобы вновь обрести утраченную свободу жить, то он тем самым ущемит свободу подавляющего большинства других людей и каждого дикаря в отдельности. Значит, если пленник не хочет нарушать рассматриваемый принцип, то ему придется примириться со своей участью. Правда, его свободу племя при этом не принимает в расчет, но ведь надо же выбирать, надо же понимать, что интересы коллектива важнее. Если уж надо ущемить чью-то свободу, то пусть лучше это будет один-единственный пленник. То есть можно, конечно, объявить человека или людей в целом мерой всех вещей, это красиво, привлекательно, льстит нашему самолюбию, но верно только в том случае, если люди идеальны, кристально чисты, напрочь лишены любого зла. А такое в наше время совершенно нереально. Поэтому строить мораль, этику, нравственность только на основании интересов человека, только на основании представлений людей, пусть и большинства людей, не только глупо, но и попросту невозможно. Представления людей слишком изменчивы, слишком подвержены искажениям и ошибкам, чтобы стать основой для чего-то неизменного, абсолютного, совершенного. Посмотрим, как проявляют себя первичные грехи (гордыня, ложь и страх) на уровне взаимоотношений людей. Гордыня проявляется в виде презрения к людям, в виде неправедной власти, жестокой тирании, эгоизма, самодурства. Человек, одержимый гордыней, видит во всех остальных людях лишь средство для достижения своих целей, стремится покорить их своей воле, переделать их, отбросить тех, кто стал не нужен, нейтрализовать тех, кто мешает, унизить и оскорбить каждого. Другое проявление гордыни — полный уход в себя, отказ от любого общения, от помощи другим людям, от дружбы, любви, простого сочувствия. Человеку, пораженному гордыней, не интересны все остальные люди, он не допускает и мысли, что они не менее сложны, чем он сам, что они имеют не меньше прав, что их чувства, мысли, стремления достойны уважения. В лучшем случае он рассматривает всех остальных как неполноценных, как неразумных детей, которым надо максимально просто объяснить, что делать, куда идти, о чем мечтать. Он не допускает и мысли, что кто-то может серьезно оспаривать его указания, тем более, что кто-то может оказаться более правым. Себе он отводит роль лидера, вождя, пророка, учителя, которому все должны поклоняться. А если другие не согласны беспрекословно признавать его авторитет, то он успокаивает себя тем, что люди примитивны, глупы, порочны, еще не созрели, что ими движут только злоба, корысть, зависть, другие низменные чувства. — 99 —
|