370
Вспоминаю наши ночные беседы. Они сближают и иногда мне кажется, что мы стали друзьями. Вроде бы во многом признались друг другу. И вот утро. И ничего, кроме воли, в его лице. Он бежит запланированные километры. Он делает все, что предлагаю я. Но — в холодном молчании. Без встречного взгляда. От вчерашней близости нет и следа. Только воспоминание. Как о приснившемся сне. Следующий кадр перед моими глазами. Наша прогулка. Он и здесь собран, губы плотно сжаты. Идет, опережая нас. Мы с его женой идем следом, стараясь не отстать. Наталья Владимировна говорит:
Мы бежим кросс. Океан. Километры искрящегося от солнца песка, шум прилива. Верблюды, презрительно глядящие нам вслед. Влажный песок слегка пружинит, и бег не требует ни малейших усилий.
...Наш последний «рекордный» кросс. Бежим в тяжелом молчании. Не до шуток, три километра он не бегал ни разу в жизни. После финиша так же молча ходим взад-вперед, успокаиваем дыхание. Пот стекает по его лицу, потемневшему от загара и усталости. Говорю:
Он практически всегда в этом образе, в волевом корсете. Так и хочется сказать ему иногда: «Подожди, не беги, пойдем вместе и просто поговорим. Расслабься». Да, воля всегда с ним, и это затрудняет любое общение. Я вижу, как напряжены всегда тренеры и устают уже через 30—40 минут обычной беседы. Его вопросы, как и ответы, звучат мгновенно. И такого же темпа, в шахматном анализе тоже, он требует от своих партнеров. Он сверхактивен во всем —? в каждом слове и улыбке, и жесте, и взгляде. Все видит и, ты чувствуешь это, все оценивает. С ним очень трудно. Они похожи в этом — он и Каспаров. Ему постоянно нужна информация. Лишь возникла пауза, и он уже у телефона, или в руках появляется газета, или мгновенно включается телевизор. Телевизор включен практически всегда, даже во время шахматных занятий, и он постоянно косит туда взглядом. И в этом они похожи — он и Каспаров. — 238 —
|