Тошнота

Мир ждал, съежившись, затаив дыхание, -- ждал своего кризиса, своей Тошноты,

как недавно мсье Ахилл.

Я встал, я больше не мог оставаться посреди этих обессилевших вещей. Я

решил взглянуть из окна на череп Эмпетраза. Я прошептал: "Случиться может

все что угодно, все что угодно может произойти". Понятное дело, не в духе

тех ужасов, что придумали люди, -- Эмпетраз не пустится в пляс на своем

постаменте, речь совсем о другом.

Я с ужасом смотрел на все эти зыбкие предметы, которые в любую минуту

могли рухнуть, -- ну да, я находился здесь, я жил среди этих книг,

начиненных знаниями: одни из них описывали незыблемые формы животного мира,

другие объясняли, что в мире сохраняется неизменное количество энергии, да,

я стоял у окна, стекла которого имели строго определенный коэффициент

преломления лучей. Но какие хрупкие это были преграды! По-моему, мир только

потому не меняется до неузнаваемости за одну ночь, что ему лень. Но сегодня

у него был такой вид, словно он хочет стать другим. А в этом случае может

случиться все, решительно все.

Нельзя терять ни минуты: в основе моей тревоги то, что произошло в кафе

"Мабли". Надо вернуться туда, надо увидеть мсье Фаскеля, убедиться, что он

жив, в случае необходимйсти дотронуться до его рук или бороды. Тогда, может,

я приду в себя.

Я поспешно схватил пальто, не надел его, а просто накинул на плечи, и

бросился вон. В городском саду на той же самой скамейке я увидел человека в

пелерине: между двумя пунцовыми от холода ушами белело громадное мертвенное

лицо.

Издалека сверкало своими огнями кафе "Мабли" -- на сей раз, наверно,

были зажжены все двенадцать ламп. Я ускорил шаги: надо покончить с этой

историей. Сначала я заглянул в кафе через огромное окно -- зал был пуст. Ни

кассирши, ни официанта, ни мсье Фаскеля.

Мне пришлось сделать над собой громадное усилие, чтобы войти; садиться

я не стал. "Официант!" -- окликнул я. Никакого ответа. На одном из столиков

пустая чашка. На блюдечке кусок сахара.

-- Есть тут кто-нибудь?

На вешалке висело пальто. На круглом столике валялись журналы в черных