|
глаза, а потом угадывает имена и возраст зрителей. А сегодня они уезжают -- по пятницам программа меняется. Он пошел за тарелкой с рогаликами, стоявшей на столике, за которым только что сидели артисты. Мне не хотелось есть эти рогалики. -- Придется погасить свет. Две лампы для одного клиента в девять утра -- хозяин будет ругаться. Сумрак затопил кафе. Через высокие окна теперь проникал слабый свет в серо-коричневых подтеках. -- Мне нужен мсье Фаскель. Я не видел, как вошла старуха. От струи ледяного воздуха меня пробрала дрожь. -- Мсье Фаскель еще не спускался. -- Я от мадам Флоран, -- продолжала она. -- Ей нездоровится. Она сегодня не придет. Мадам Флоран -- это кассирша, та, у которой рыжие волосы. -- В такую погоду она всегда мается животом, -- сказала старуха. Официант принял многозначительный вид. -- Это все туман, -- сказал он, -- вот и мсье Фаскель тоже. Странно, он до сих пор не спустился. Ему тут звонили. Вообще-то он всегда сходит вниз в восемь. Старуха машинально поглядела на потолок. -- Он что, наверху? -- Ну да, там его спальня. -- А вдруг он умер... -- тягучим голосом проговорила старуха, словно рассуждая сама с собой. -- Вот еще! -- Лицо официанта выразило неподдельное негодование. -- Только этого не хватало! А вдруг он умер... У меня тоже мелькнула эта мысль. Такого рода мысли приходят во время тумана. Старуха ушла. Мне бы надо последовать ее примеру: было холодно и темно. Из щели под дверью просачивался туман, мало-помалу он поднимется кверху и затопит все. В муниципальной библиотеке мне было бы светло и тепло. И снова чье-то лицо приплюснулось к стеклу, оно корчило рожи. -- Ну погоди у меня, -- сердито буркнул официант и выскочил на улицу. Лицо исчезло, я остался один. Я горько укорял себя за то, что вышел из дому. Теперь мгла, наверно, затопила мой номер в отеле; вернуться туда мне — 87 —
|