|
Например, то, что для нее очень важна моя непреходящая сущность и ей совершенно безразлично, что со мной может случиться в жизни, и еще этот забавный наигрыш, педантичный и в то же время очаровательный, и то, как, с первой минуты отбрасывая заученные формулы вежливости, изъявления дружелюбия, -- все, что облегчает людям общение, она вынуждает своих собеседников непрестанно импровизировать. Она пожимает плечами. -- Нет, я изменилась, -- сухо говорит она, -- изменилась полностью. Я стала совершенно другим человеком. И думала, ты заметишь это с первого взгляда. А ты мне толкуешь об "Истории" Мишле. -- Она становится прямо передо мной. -- Поглядим, так ли этот человек умен, как он воображает. Ну-ка, угадай, в чем я изменилась. Я мнусь. Она притоптывает ногой, пока еще улыбаясь, но явно начиная раздражаться. -- Было у меня одно свойство, которое когда-то тебя мучило. Так, по крайней мере, ты утверждал. А теперь все, было да сплыло. Ты должен был это заметить. Разве ты не чувствуешь себя сейчас уверенней в моем присутствии? Я не решаюсь сказать: нет, не чувствую; я совсем, как прежде, сижу на кончике стула и весь поглощен тем, чтобы не угодить в какую-нибудь западню и не вызвать необъяснимых для меня вспышек гнева. Она снова села. -- Ну так вот, -- говорит она, убежденно кивая головой, -- раз ты не понимаешь, значит, ты очень многое забыл. Даже больше, чем я думала. Ну вот хотя бы, помнишь свои прежние грехи? Ты приходил, говорил, уходил -- и все невпопад. Представь, что все осталось, как было: ты вошел бы, на стенах висели бы маски и шали, я сидела бы на постели и сказала бы тебе (она запрокидывает голову и, раздувая ноздри, театрально произносит, словно потешаясь над самой собой): "Ну, чего ты ждешь? Садись". -- И само собой, я бы ни в коем случае не предупредила тебя: -- "Только не в кресло у окна". — 172 —
|