|
мизантроп? Я знаю, что кроется за этой лицемерной попыткой примирения. В общем-то, он требует от меня самой малости -- всего только согласиться навесить на себя ярлык. Но это ловушка: если я соглашусь, Самоучка восторжествует; меня тут же переиначат, обработают, обойдут, ибо гуманизм подхватывает и переплавляет в единый сплав все возможные точки зрения. Спорить с гуманизмом впрямую -- значит играть ему на руку; он живет за счет своих противников. Есть племя упрямых, ограниченных людей, настоящих разбойников, которые всякий раз ему проигрывают -- любую их крайность, самое злобное неистовство гуманизм переварит, превратив в белую, пенистую лимфу. Он переварил уже антиинтеллектуализм, манихейство, мистицизм, пессимизм, анархизм, эготизм: все они превратились в различные этапы развития мысли, в ее незавершенные формы, все оправдание которых только в нем, в гуманизме. В этой теплой компании найдется место и для мизантропов; мизантропия -- это не что иное, как диссонанс, необходимый для общей гармонии. Мизантроп -- это человек, и, стало быть, гуманист в какой-то мере должен быть мизантропом. Но это мизантроп по науке, он умеет дозировать свою ненависть, он для того сначала и ненавидит человека, чтобы потом легче было его возлюбить. Но я не хочу, чтобы меня превращали в эту составную, не хочу, чтобы на моей прекрасной алой крови жирело это лимфатическое чудовище: я не совершу глупости и не стану рекомендоваться "антигуманистом". Я просто НЕ гуманист, только и всего. -- На мой взгляд, -- говорю я Самоучке, -- людей так же невозможно ненавидеть, как невозможно их любить. Самоучка смотрит на меня отдаленным, покровительственным взглядом. И шепчет, словно не отдавая себе в этом отчета: -- Их надо любить, их надо любить... -- Кого надо любить? Тех людей, что сидят здесь? -- И этих тоже. Всех. Он оборачивается к сияющей молодостью парочке -- вот кого надо любить. Потом созерцает седовласого господина. Потом переводит взгляд на меня, на — 143 —
|