Стена

И тут же торопливо добавил: -- Хотите покурить? У меня есть

сигареты и даже сигары. -- Он протянул нам английские сигареты

и гаванские сигары, мы отказались. Я пристально посмотрел на

него, он явно смутился. Я сказал ему:

-- Вы явились сюда отнюдь не из милосердия. Я вас узнал. В

тот день, когда меня взяли, я видел вас во дворе казармы. Вы

были с фалангистами.

Я собирался выложить ему все, но, к своему удивлению, не

стал этого делать: бельгиец внезапно перестал меня

интересовать. Раньше если уж я к кому-нибудь цеплялся, то не

оставлял его в покое так просто. А тут желание говорить

бесследно исчезло. Я поджал плечами и отвел глаза. Через

несколько минут поднял голову и увидел, что бельгиец с

любопытством наблюдает за мной. Охранники уселись на циновки.

Долговязый Педро не знал, куда себя деть от скуки, другой то и

дело вертел головой, чтобы не уснуть.

-- Принести лампу? -- неожиданно спросил Педро.

Бельгиец кивнул головой, и я подумал, что интеллигентности

в нем не больше, чем в деревянном чурбане, но на злодея он

похож все-таки не был. Взглянув в его холодные голубые глаза, я

решил, что он подличает от недостатка воображения. Педро вышел

и вскоре вернулся с керосиновой лампой и поставил ее на край

скамьи. Она светила скудно, но все же это было лучше, чем

ничего. Накануне мы сидели в потемках. Я долго вглядывался в

световой круг на потолке. Вглядывался как завороженный. Вдруг

все это исчезло, круг света погас. Я очнулся и вздрогнул, как

под невыносимо тяжелой ношей. Нет, это был не страх, не мысль о

смерти. Этому просто не было названия. Скулы мои горели, череп

раскалывался от боли.

Я поежился и взглянул на своих товарищей. Том сидел,

упрятав лицо в ладони, я видел только его белый тучный

загривок. Маленькому Хуану становилось все хуже: рот его был

полуоткрыт, ноздри вздрагивали. Бельгиец подошел и положил ему