Слова и вещи

3. ТЕОРИЯ ГЛАГОЛА

В языке предложение есть то же, что представление в мышлении: его форма одновременно самая общая и самая элементарная, поскольку как только ее расчленяют, то обнару-

1 Ср., например, Вuffier. Grammaire fran?aise (Paris, 1723, nouv. ?d. 1723). Именно поэтому в конце XVIII века выражение «философская грам­матика» будут предпочитать выражению «всеобщая грамматика», которая «была бы грамматикой всех языков». D.Тhi?bault. Grammaire philosophi­que, Paris, 1802, t. 1, p. 6, 7.

125

живают уже не дискурсию, а ее элементы в разрозненном ви­де. Ниже предложения находятся слова, но не в них язык предстает в завершенной форме. Верно, что вначале человек издавал лишь простые крики, но они начали становиться язы­ком лишь тогда, когда они уже содержали в себе — пусть лишь внутри своих односложных слов — отношение, устанавли­вающее порядок предложения. Крик отбивающегося от напа­дения первобытного человека становится настоящим словом лишь в том случае, если он не является больше побочным вы­ражением его страдания и если он годится для выражения су­ждения или заявления типа: «я задыхаюсь» 1. Создает слово как слово и возвышает его над криком и шумом спрятанное в нем предложение. Если дикарь из Авейрона не смог начать говорить, то это потому, что слова остались для него звуковы­ми знаками вещей и производимых ими в его уме впечатлений; они не получили значимости предложения. Он мог хорошо про­изнести слово «молоко» перед предлагаемой ему миской; это было лишь «смутное выражение этой питательной жидкости, содержащего ее сосуда и желания, объектом которого она была»2; никогда слово не становилось знаком представления вещи, так как оно никогда не обозначало, что молоко горячее, или что оно готово, или что его ждут. В самом деле, именно предложение освобождает звуковой сигнал от его непосредст­венных экспрессивных значений и суверенным образом утверждает его в его лингвистической возможности. Для клас­сического мышления язык начинается там, где имеется не вы­ражение, но дискурсия. Когда говорят «нет», своего отказа не выражают криком; в одном слове здесь сжато «целое предло­жение: ...я не чувствую этого или я не верю в это»3.

«Перейдем же прямо к предложению, существенному объ­екту грамматики»4. Здесь все функции языка сведены к трем необходимым для образования предложения элементам: подле­жащему, определению и их связи. Кроме того, подлежащее и определение — одной природы, так как предложение утвер­ждает, что одно тождественно другому или принадлежит ему: поэтому при определенных условиях возможен обмен их функ­ций. Единственным, но решающим различием является необра­тимость глагола. «Во всяком предложении, — говорит Гоббс, — нужно рассматривать три момента, а именно оба имени, под­лежащее и сказуемое, и связку, или копулу. Оба имени воз­буждают в уме идею одной и той же вещи, а связка порождает идею причины, посредством которой эти имена оказались при-