Слова и вещи

1 Ch. Воrnеt. Contemplations de la nature (?uvres compl?tes, t IV, p. 136, note).

2 Cf.Destutt de Tracy. M?moires de l'Acad?mie des Sciences mo­rales et politiques, t. III, p. 535.

3 D'A1embert. Discours pr?liminaire de l'Encyclop?die.

119

3. Познание и язык тесно переплетены между собой. В пред­ставлении они находят один и тот же источник и один и тот же принцип функционирования; они опираются друг на друга, беспрестанно дополняют и критикуют друг друга. В наиболее общей форме знать и говорить означает анализировать одно­временность представления, различать его элементы, устанав­ливать составляющие его отношения, возможные последова­тельности, согласно которым их можно развивать: ум познает и говорит в том же самом своем движении, «посредством одних и тех же процессов учатся говорить и открывают или принципы системы мира, или принципы действий человеческого ума, то есть все то, что является высшим в наших познаниях» 1. Одна­ко язык является познанием лишь в неосознанной форме; он навязывает себя извне индивидам, которых он направляет во­лей-неволей к конкретным или абстрактным, точным или мало­обоснованным понятиям; познание, напротив, является как бы языком, каждое слово которого было бы изучено и каждое от­ношение проверено. Знать — значит говорить так, как нужно, и так, как это предписывает определенный подход ума; гово­рить — значит знать нечто и руководствоваться тем образцом, который навязан окружающими людьми. Науки — это хорошо организованные языки в той же мере, в какой языки — это еще не разработанные науки. Любой язык, таким образом, нужда­ется в переделке: то есть в объяснении и обсуждении, исходя из того аналитического порядка, которому ни один из них не следует в точности; он также нуждается в известном упорядо­чивании, чтобы последовательность знаний могла обнаружить­ся с полной ясностью, без темных мест и пропусков. Итак, са­мой природе грамматики присуще быть предписанием вовсе не потому, что она хотела бы внушить нормы изящного языка, верного правилам вкуса, но потому, что она соотносит ради­кальную возможность говорить с упорядоченностью представле­ния. Дестю де Траси как-то заметил, что в XVIII веке лучшие трактаты по логике были написаны грамматистами. Это озна­чает, что предписания грамматики были аналитического, а не эстетического порядка.

Эта принадлежность языка к знанию высвобождает целое историческое пространство, какого в предшествующие эпохи не существовало. Становится возможным нечто вроде истории по­знания. Дело в том, что если язык представляет собой спонтан­ную науку, темную для самой себя и неумелую, то он зато со­вершенствуется посредством знаний, которые не могут выра­жаться в его словах, не оставив в них своего следа; язык пред­ставляет собой как бы пустое пространство для их содержания. Языки, как несовершенное знание, хранят верную память о его усовершенствовании. Они вводят в заблуждение, но они же от-