|
Антиномия засвидетельствована сотни раз как субъективно, так и объективно самим ходом западной культурной жизни. Вовсе не Кьеркегор явился основоположником экзистенциализма, ни тем более Паскаль или Августин. Сама объективная логика развития родила эту философию, сама антиномия основоположила ее; Кьеркегор и другие "предшественники" оказались лишь стимулом. Строго говоря, не встрече с Кьеркегором обязаны были экзистенциалисты своей философией, но сама эта встреча была обусловлена их философией, исток которой-антиномия символа, это детище (а может, и "гомункулус") западной действительности. На двусмысленность вскрытия проблемы не приходится жаловаться; редко философия с такой ясностью, добросовестностью, а главное, солидарностью вскрывала проблемы. Экзистенциалисты и сциентисты, "философы жизни" и позитивисты, иррационалисты и рационалисты вообще согласно констатируют конфликт. Хайдеггер сходится с Витгенштейном, Кассирер с Бергсоном. Камю с Гуссерлем: кризис стучится в дверь-кризис жизни, кризис мысли, кризис культуры [2]. И кризис этот, порождаемый отчуждением человека в буржуазном обществе, обнаруживается в антиномии между жизнью к культурой Древо жизни и древо познания оказались несовместимыми. Человек выпал из жизненного рая, вкусив с древа познания этот запретнейший плод- символ. И ему заказан путь обратно. Он будет познавать и творить, создавать искусства и науки ремесла и культуры но каждый шаг его к познанию будет ему шагом отдаления от жизни. Почему? Потому что с познанием теряет он непосредственность и окружает себя миром условностей. Ведь символ-условность, в этом согласны все: ведь культура-насквозь символична, и в этом опять же согласны все. Отсюда вывод, напрашиваюшийся сам: "Скот поедал поля Демокрита, пока дух его, отрешившись блуждал по белу свету", гласит одно из "Посланий" Горация. Символы обеспечивают человеку власть над природой: крючкообразные математические значки повисают чудеснейшими мостами, коротенькие формулы завоевывают космические пространства, и все-таки все они порознь и вместе, бессильны перед жизнью и предоставлены на милость абсурда. Споры о жизни стали спорами о словах: философские и научные системы рушились с такою же непреложностью, как и возникали. эмпиристы опровергали рационалистов, рационалисты-эмпиристов; рыцарские "турниры" средневековья заменились философскими "турнирами" между поборниками чувственности и поборниками бесчувственности. Бились насмерть рыцари из-за "Прекрасной "Ламы"", совершали нечеловеческие подвиги. Бились (и бьются поныне) и философы, преданные не "Ламе", нет,-"Термину". Скольких усилий, скольких подвигов требовала от них эта воцарившаяся абстракция! Целую книгу написал один добросовестный миссионер-"о том, как следует переводить на китайский язык слово Бог"... Целых две книги (1000 страниц) написал другой, не миссионер, философ, успевший проанализировать в них лишь 80 страниц "Критики чистого разума"... Культура стала игрой в культуру, игрой стеклянных бус,-как форма в кантовской аналитике, она лишь покрыла собою жизнь, готовую взорваться в любое мгновение и разнести на куски мнимое великолепие "символических форм". И отсюда точная фиксация антиномии символа, все условно (культура)-все безусловно (жизнь). Какой же выход возможен здесь? Как совместить несовместимое? Возможна ли культура без жизни? Возможна ли жизнь без культуры? И если нет, то как разрешить антиномию? — 98 —
|