Оба члена антиномии-культура и жизнь-выявили свою реальную природу. Их неизбежным "эргоном" (как в логически-следственном, так и в онтически-вещном смысле) оказалась гибельность. Ответ получился решительный и вполне аргументированный. Не мы его выдумали; он дан одним из "властителей дум" буржуазного Запада Теодором В. Адорно; мы позволим себе лишь выделить его курсивом: "Вся культура после Освенцима, включая и проникновенную критику ее, есть мусор" [5]. Значит и то, и другое, бескомпромиссно, без пред почтения?... Гордиев узел, опутавший культуру и жизнь оказался-таки нераспутываемым; за неимением Александра, привыкшего его разрубать, пришлось решить вопрос мусорной свалкой. Одна из пьес Сэмюэля Бек-кета, охотно цитируемая Адорно, так и заканчивается, открывается занавес и герои-все без исключения- торчат в мусорных ящиках: "вверх пятами", как. любил говаривать Достоевский. Символ ли это-судить не беремся. Во всяком случае знаем мы, что символ неисчерпаем, а сцена Беккета вряд ли кажется таковой... Круг замкнулся. В неогеометрических пространствах-мы уже приводили этот пример-прямая, проведенная из точки в бесконечность, описывает там окружность и возвращается к себе с обратной стороны. Этот удивительный символ сполна проясняет описываемую ситуацию. И мы вновь спрашиваем: о какой "природе" шла речь у Руссо? И не сюда ли в конечном итоге уткнулся многотомный спенсеровский прогресс? Точка исхода совпала с точкой возврата, но в самом возврате она была уже иной. Ушедший был "Единственным" Штирнера, исполненным уверенности и самоуверенности; возвратился он "Несчастнейшим" Кьеркегора... Биологи и физиологи спорили о дарвинизме; остроумные contra Вирхова побивались более остроумными pro Геккеля, а тем временем дарвинизм находил свое неожиданное и страшное подтверждение в кафковском "Отчете для Академии"... В чем же корни этой антиномии? Почему она стала возможной? Следует оговориться: нас интересует именно культурологический ракурс проблемы, имеющей глубокие социальные причины. Вопросы, поднятые нами, должны пониматься в таком контексте: культурологический анализ вписан в общий фон социальных отношений и только на этом фоне получает свое оправдание. Итак, чем же обусловлена столь исключительная оценка, данная Адорно как культуре, так и проникновенной критике ее? О какой, собственно, культуре и критике идет у него речь? Имеет ли он в виду культуру вообще, культуру как таковую? По-видимому, именно так, поскольку он говорит о "всей культуре после Освенцима". А до Освенцима? Освенцим ведь не только стал причиной, он был и следствием. И если он стал причиной "мусорной культуры", то какой же культуры, какого социального строя он был следствием? Надо полагать, не гётевской; скорее уж файхингеровской. Ведь "в лагерях,-как замечает сам Адорно,-умирающий был уже не индивидом, а экземпляром" [6]. Экземпляр-биологичен и природен; культура-сфера индивидов, а не экземпляров. И тем не менее индивид стал экземпляром. Здесь и возникает вопрос: индивид какой культуры? — 101 —
|