|
Градация-иерархия символических форм, или монад "с окнами", открывающими множество видов на мир, всегда разнящихся и дополняющих друг друга. От случайного до гениального-в восходящем ряде прото-феноменов, являющих взору нашему нескончаемое богатство объективной действительности, может простираться она, охватывая все возможные способы символизации. И не так, что каждое новое и высшее звено зачеркивает или недооценивает старое и нижнее; все звенья градации правомочны, правомерны и плодотворны в положенных им пределах. Картина мира не могла бы быть полной без "случайного" или "механического", хотя оба эти звена иерархически уступают "органическому" или "этическому". Впрочем, довольно часто координация и здесь подменяется субординацией; какое-нибудь звено градации заявляет себя "претендентом на престол", и вот видим мы господство механицизма во второй половине XIX века, приведшее к невероятной экспансии механистического мировоззрения и нанесшее сильнейший ущерб многим культурным доминионам. Перенесение законов механики в сферу органики или, скажем, психологии, перекройка ряда дисциплин по фасону одной дисциплины-старая история, продолжающая оставаться новой,-как она поучительна и как беспрока! С конца XIX века механицизм трещит по швам; расплющивающие его удары победоносного витализма прославляют нового гегемона, на этот раз перекраивающего все по собственной мерке трубно возвещаемой им "безмерности"; механика сдана в архив под свистопляс воцарившегося иррационализма. Старая история, актуальная и символичная не только для политики, но и для истории мысли: "Dej? Napoleon percait sous Bonaparte"-"Из-за Бонапарта уже выглядывал Наполеон". Градация-отметим это еще раз-оркестр культуры. О какой же музыке может идти речь, если каждый музыкант норовит занять место дирижера! Но-кто же дирижер? Исторически вопрос этот решался по-разному. Предполагалось в основном, что математика-"царица наук", если справедливо то, что "в любом частном учении о природе можно найти науки в собственном смысле лишь столько, сколько имеется в ней математики" [8]. С другой стороны, в сфере искусств аналогичное предпочтение отдавалось музыке ("Все искусства непрестанно стремятся к состоянию музыки. Именно музыка, а не поэзия, как часто думали, является подлинным типом или мерой совершенного искусства" У. Пейтер) [9]. Но математика и музыка- лишь первые среди равных; им может быть отведена роль "первой скрипки"; интеграторами они быть не могут. Бесспорно, что эти оба звена градации в наибольшей степени достигли совершенства, т. е. символичность их всегда дана в модусе чистой аподиктичности. Математика, чей строгий и изумительно бесцензурный язык, развивающий, по мысли Плотина, доверие к внечувственному, открывает своими формулами-дарохранительницами головокружительность неожиданных и непривычных перспектив, уже давно оставила далеко позади себя прочие науки, которые недаром же явно или тайно почитают ее за высокий образец подражания, вплоть до прямого заимствования многих ее методических особенностей. Чистота и разреженность математической символики, не имеющая себе равных, так что форма ее всегда и по необходимости идентична содержанию, максимально воплощает идеал научного символизма; одна лишь фигура тетраэдра-совершеннейщая, как мы уже отмечали, парадигма символа в плане пространства-стоит многих теорий и концепций. И то же видим мы в музыке, этой, по выражению Лейбница, скрытой математики души; от лозунга Верлена "De la musique avant toute chose" ("Музыки прежде всего") через титаническое музыкоборчество Маллармэ, силящегося в слове превзойти чары симфонического оркестра, и до величайших романистов XX века, соперничающих с техникой контрапункта, музыка признана за идеал художественного символизма и опять же-как и математика-силою необходимого тождества формы и содержания; какая-нибудь фуга, будучи совершеннейшей парадигмой символа в плане времени, лучше всего и как подлинный прото-феномен обнаруживает нам диалектическую логику противоречия. Но ни музыка, ни математика не могут быть интеграторами градации; невозможность эта предопределила и неудачу грандиозной попытки Вагнера синтезировать искусства силою музыкального действа, и провал всех усилий математизировать знание, пользуясь для этого формами математики и забывая, что форма в ней тождественна содержанию и что взгляд на математическую форму как на футляр для иного содержания (психологического или биологического, например) убийствен как для формы, так и для содержания. Что же может быть интегратором всех символических рядов градаций? Или иначе: кто же дирижер оркестра культуры? — 95 —
|