Феноменологическое познание. Пропедевтика и критика

Б.—Я думаю, что все абсурдные злоключения мыс­ли начались с тех пор, как она перестала доверять очевидному и принялась даже подозревать само оче­видное в каких-то логических грехах. Мы воспринима­ем вещь и, будучи психически здоровыми людьми., знаем, что воспринятая нами вещь и есть эта самая вещь. Потом в дело вмешивается философия и заяв­ляет: то, что мы воспринимаем, не есть вещь, а лишь восприятие вещи, и мы, привыкшие уважать образо­ванность, всерьез полагаем, что мы воспринимаем ;не

139

само, скажем, дерево, а наше восприятие дерева, как если бы т;» м в ca.i.y росло и цвело именно наше вос­приятие. Шопенгауэр так и начинает свой главный труд словами: «Мир есть мое представление». Все, что явлено мне вокруг, продолжает он, все физические вещи, звезды и горы, деревья и моря, все суть мои представления. С этой измены очевидному он маши­нально оказывается в круге абсурдностей. Ибо будь он последовательным, он должен был бы продолжить дальше: и .глаз мой, поскольку он также принадлежит к этому миру, есть мое представление, так что, выхо­дит, своим представлением я представляю свои пред­ставления. Но и сам я, в итоге, оказываюсь собствен­ным представлением; непонятно лишь, кому я, собст­венно, представляюсь .в столь странных метаморфозах и т. д. Будем же ориентироваться на здоровую психи­ку, если уж приходится выбирать между ней и такой философией. Вы спрашиваете, как телесные глаза мо­гут видеть бестелесное? Ну, так вот и я задаю Вам вопрос: а что есть сами-то телесные глаза? Разумеет­ся,, мы знаем их физиологическое строение и все, что связано с их, собственно, «физикой». Но глаз—не только физика и физиология, он—и сознание, именно зрящее сознание; из открытых глаз в мир несется не только «специфическая энергия чувств», как учит нас физиология, но и «идолы» Демокрита (они же суть «боги» Демокрита): мысли, эмоции, воля. Говорим же мы: .«радостные глаза» или «умные глаза», и понима­ем же это реально, а не фигурально. Глаз, следова­тельно, есть не только физиологически-телесный ор­ган, но и психологически-бестелесный. И если я вижу им, то вижу я не сетчаткой, а сквозь нее—умом. Умо­зрение—не фигура речи, а реальнейший факт, более того, условие самой видимости, ибо без него мы ничего не видели бы, а лишь глазели бы на всё. Отсюда я и заключаю, что, поскольку то, что видно (кстати, это— точный перевод греческого слова «идея»), незримо в буквальном физическом смысле и поскольку мы все же видим то, что видно, мы видим его умом, а не те­лом. Но объекты ума и суть идеи.