Падение

обладал искусством хвастаться с потрясающей скромностью. Правда, я всегда

жил привольно и ощущал свою силу. И притом я чувствовал себя совершенно

свободным от обязательств перед другими людьми по той простой причине, что

всегда считал себя умнее всех, как я вам уже говорил, а также наделенным

более совершенными органами чувств; я, например, превосходно стрелял,

великолепно водил машину, был отличным любовником. Даже там, где легко было

убедиться, что я отстаю от других, например на теннисном корте, ибо в теннис

я играл посредственно, я не мог отказаться от мысли, что, будь у меня время

потренироваться, я превзошел бы чемпионов. Я видел в себе только

замечательные качества, этим объяснялись мое самодовольство и безмятежное

душевное спокойствие. Если я уделял внимание ближним, то только из

снисходительности, без всякого принуждения и поэтому еще больше заслуживал

похвалы и мог подняться еще выше в своей любви к самому себе.

Все эти истины и некоторые другие мало-помалу открылись мне после

знаменательного вечера, о котором я вам рассказал. Не сразу, нет, и сперва

не очень четко. Сначала нужно было, чтобы ко мне вернулась память.

Постепенно я стал все видеть яснее, разобрался в том, что знал. Раньше мне

всегда облегчала жизнь удивительная способность забывать. Я забывал все, и

прежде всего свои решения. Войны, самоубийства, любовные трагедии, нищета

людей -- для меня все это не шло в счет. Конечно, я обращал на это внимание,

когда меня принуждали к тому обстоятельства, но, так сказать, из вежливости,

поверхностно. Порой я как будто горячо принимал к сердцу дело, совершенно

чуждое моей повседневной жизни. Но по существу оставался к нему равнодушен,

за исключением тех случаев, когда стесняли мою свободу. Как бы это сказать?

Все скользило. Да, все скользило по поверхности моей души.

Будем справедливы: случалось, моя забывчивость была похвальной.

Заметили вы, что встречаются люди, которые по заповедям своей религии должны