Падение

похоронный запах, поднимающийся с баркасов, нагруженных цветами. Нет-нет, в

моей любви к этим запахам нет ничего извращенного, болезненного. Наоборот, я

сознательно стараюсь привыкнуть к ним. По правде говоря, я заставляю себя

восхищаться амстердамскими каналами. Но больше всего на свете я, знаете ли,

люблю Сицилию, она так прекрасна, когда видишь ее с высоты Этны, всю залитую

светом, видишь весь остров и расстилающееся внизу море. Ява тоже хороша, но

только в период пассатов. Да-да, я там побывал в молодости. Я вообще люблю

острова. Там легче царить.

Какой прелестный дом, взгляните. А две скульптуры, которые вы там

видите, -- это головы негров-невольников. Вывеска. Дом принадлежал

работорговцу. О, в те времена игру вели в открытую! Смелые были дельцы. Не

стесняясь, заявляли: "Вот мой дом, я богат, торгую невольниками, продаю

черное мясо". Можете вы себе представить, чтобы нынче кто-нибудь публично

сообщил, что он занимается таким промыслом? Вот был бы скандал! Воображаю,

каких слов наговорили бы мои собратья в Париже. В этом вопросе они

непоколебимы, они тотчас же выпустили бы два-три манифеста, а может, и

больше! Поразмыслив, я бы тоже поставил свою подпись под их протестами.

Рабство? О нет, нет! Мы против! Разумеется, мы вынуждены ввести его в своих

владениях или на заводах -- это в порядке вещей, но хвалиться такими делами?

Это уж безобразие!

Я хорошо знаю, что нельзя обойтись без господства и без рабства.

Каждому человеку рабы нужны как воздух. Ведь приказывать так же необходимо,

как дышать. Вы согласны со мной? Даже самому обездоленному случается

приказывать. У человека, стоящего на последней ступени социальной иерархии,

имеется супружеская или родительская власть. А если он холост, то может

приказывать своей собаке. В общем, главное, чтобы ты мог разгневаться, а

тебе не смели бы отвечать. "Отцу не смей отвечать". Вы знаете это

требование? Странное все-таки правило. Кому же нам и отвечать в этом мире,