Наука, этика, политика

Одним из последствий этого стало превращение генетической конституции человека в потенциальный объект социальной инженерии. Восприятие отдельных членов общества и всего социума в целом, как объектов эксперимента и технологических манипуляций, достаточно откровенно и адекватно характеризуется в приводимом в российской прессе кануна Первой мировой войны отрывке из выступления председателя Международного Пенитенциального Конгресса (1912 г.): “Мы действуем совершенно также, как поступают биологи и врачи, когда они испытывают какое-нибудь новое средство сначала на собаках и других животных. У нас имеются свои животные для экспериментов — отдельные штаты”[70] [Люблинский, 1912].

Вторая аналогичная волна пролиферации этой парадигмы в массовое сознание была обусловлена успехами расшифровки молекулярной структуры генома. В свою очередь, следствием интеграции современной генетики в современный менталитет является возрастание давления на властные структуры со стороны стереотипов массового сознания, которые в ряде случаев основываются на деформированных представлениях о содержании конкретных научных фактов, методов и теорий.

Отметим, еще одну особенность парадигмы “генетического редукционизма” — его экстраполяционно-прогностический характер. И в 1900-1935 годах, и позднее, возможность оптимизации генофонда человечества основывалась на генетических моделях и концепциях, адекватность которых по отношению как к виду Homo sapiens в целом, так и к его конкретным социально-значимым характеристикам необходимо было еще доказать.

И, как доказывает история и результаты реализации евгенических программ, такая экстраполяция в ряде случаев оказывалась действительно неадекватной. Успехи генетического анализа наиболее простых случаев наследования были экстраполированы на социально-значимые характеристики человеческой личности, а также и на те признаки, которые, как в последствии выяснилось, находятся под полигенным контролем, а степень их экспрессивности, в значительной мере, варьирует в зависимости от внешней среды и “генотипического контекста”.

Строго говоря, в настоящее время техническая осуществимость массовых генетических манипуляций (клонирования, трансгеноза и т.п.) по отношению к отдельным человеческим индивидуумам, равно как и выяснение генетической детерминации алкоголизма, сексуального поведения и т.п. (не говоря уже о склонности к агрессии и насилию, криминальному поведению и т.п.), в значительной мере, являются потенциальной возможностью, а не уже актуализованной реальностью.