Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

Имя есть Бог, но Бог не есть Имя.

В современных течениях надо различать четыре момента: 1) оценка книги о. Илариона, независимо от ее идей. Оценка личности о. Илариона. Иларионский вопрос. 2) Философская теория Имен (реализм и номинализм) вообще и в связи с этим признание Имен Божиих за особое <1 нрзбр.). 3) Вопрос об Имени Иисусове—где оно и какова его сила и что оно? 4) Вопрос о необходимости, чистоте и т. д. Иисусовой мо­литвы.

Каждый из этих вопросов должен быть обследован особо и может получить тот или иной ответ лишь независимо от прочих. Собственно ересь (несторианская) может заключаться в ответе на 3-й вопрос».

<Приложение 4. Письмо священника Павла Флоренского Ивану Павловичу Щербову1)

</j мая 1913 г., Сергиев Посаду

Дорогой Иван Павлович!

Сердечно благодарю Вас за присылку антитезисов 2. Я так устал и от дел, и от дрязг из-за Имени, что, кажется, готов согласиться на что угодно, лишь бы оставили меня в покое,— т. е. согласиться внешне, что, вероятно, только и требуется. Но по существу об этих антитезисах могу сказать, что они к Ан-тониевским (Храп.) 3 антитезам относятся так же, как полуари-анские антитезисы Афанасия Вел.4—к вульгарным арианским.

1

В присланных антитезисах чувствуется примирительность тона, отсутствие личных счетов и знакомство с вопросом,—ничего такого я не сказал бы про Храповицкого, по крайней мере, в его прежн<их> статьях. Но ласковые с виду и с добрым намерением написанные, они напоены тонким ядом. Впрочем, большего от нашей протестантствующей иерархии ждать нельзя. Поэтому надо желать, чтобы противники сошлись на этих антитезисах (и надеяться, что это будет лишь актом «икономическим»!). Я вер­нусь еще к ним. Пока же о другом. Признаться, в душе я много виню имеславцев, даже М. А-ча5. Когда летом он вознамерил­ся вступить в этот спор, я ему решительно сказал, что при современном позитивизме и это дело будет заведомо проигран­ным. Мне невыносимо больно, что Имеславие,—древняя свя­щенная тайна Церкви,—вынесено на торжище и брошено в руки тех, кому не должно касаться сего и кои, по всему складу своему, не могут сего постигнуть. Ошколить таинственную нить, которой вяжутся жемчужины всех догматов,— это значит лишить ее жизни; и хорошо еще, если ошколят ее лишь умерщ­влением, а не растерзанием Ваши,— простите, собратья. Вино­ваты все, кто поднял это дело, виноват и о. Иларион6 и б. м. о. Иоанн Кр.7 Но если о. Иоанн и о. Иларион говорили духов­ное и по-духовному, то о. Антоний, желая оправдать себя и уче­ние перед теми, пред коими надлежало бы хранить молчание, уже начал рационализацию, уже лишил Иларионовскую мысль, древнюю мысль ее священного покрова непонятности. О. Анто­ний приспособляет учение об Имени к интеллигентскому пони­манию, но не успел в этом вполне. «Ваши» антитезисы продол­жают его работу и, с Божией помощью, б. м., доведут свое дело до конца, т. е. попросту извлекут из древней тайны несколько «здравых» мыслей вроде того, что надо верить в Имя, когда его призываешь, и т. п. И слава Богу, Укрывающему Тайну Свою, вырванную из тайников души,— укрывающему ворохом ненуж­ных слов. Христианство есть и должно быть мистериальным. А что для внешних—то пусть будут протестантствовать. И тут «чем хуже—тем лучше».