Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

1

а чему-то неведомому, преследовавшему тебя, куда бы ни шел ты и где бы ни находился, как легкий сон с прозрачными образами, разлетающимися от пристального взгляда,— ты пропадал для всего, что тебя окружало. Мудрый взор твой скользил по всему, как у безнадежно влюблен­ных, и пестрая толпа людей с ее разнообразными деяниями не возбуждала в тебе ни горя, ни радостей, точно будто ты не принадлежал уже к этому миру»17. Так изображает Іофман общее переживание мирочувствия, при оторванности от живого соприкосновения с реальностью. Проведенное после­довательно, оно дает картину психопатологической изоляции от сущности мира, при неврастении, и от сущности себя самого, при истерии. Когда имена собственные обращаются в нарица­тельные—это симптом может быть и тонкого, но несомненно духовно-функционального заболевания.

Некоторые приемы словесного искусства, как тонкие яды, способствуют этому болезненному отщеплению признаков от личности и перерождению имени собственного в нарицатель­ное, в имя некоторой маски—лица, отщепившегося от лич­ности. Наиболее явный пример таких личин—гоголевские ге­рои, имена которых неизбежно напрашиваются в нарицатель­ные и, следовательно, являют не столько именуемых, как приемы мышления именующего, а значит, его приемами— самого его только. «Над кем смеетесь? — Над собой смеетесь». Конечно, я, именующий ближнего Чичиковым или собакевичем, хотя бы я очень метко поймал соответственный признак ближ­него, все-таки смеюсь над собой, коренным образом извратив­шим устав познания и природу имени, и о себе свидетельст­вующий тем, как об извратителе. Такой деятельности вполне подходит название имеборчества, наподобие и к о н о -борчеств а,—что собственно значит разламывание, сокруше­ние икон или имен по духовной их сути: иконокласт—сокруши­тель икон, оиомокласт—сокрушитель имен. А противополож­ная деятельность, т. е. соблюдение духовной сути имен, целостности ее, защиты ее от покушений и тем самым воздая­ний чести и славы, по праву приличествующей имени, не без смысла получила название имеславия.

Вникавшему в богословские споры по этому вопросу, конеч­но, понятно, что хотя здесь термины имеборчества и имеславия употреблены расширительно, тогда как в быв­ших доселе спорах речь шла почти исключительно об Одном Лице и об одном Имени, но философское ядро этих споров таким расширением не только не искажается, напротив, уясня­ется как принцип познавательно-трудовой жизни, в противопо­ложность иллюзионистическо-внебытийственной.