Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

Это—одно направление при познавательном анализе кипя­щей воды. Другое же принимает в расчет пенообразование при кипении: пена эта называется кипень или кипень; будучи белой, она характеризует собой уже не тепловое состояние и не бурление, а соответственный цвет: «бела, как кипень» — похва­ла красотке 31.

Далее, тот же анализ отмечает образование твердой «н а -кип и», почему в семему слова «кипеть» входит признаком вся­кое створожение, коагуляция, сбивание в комки; «ветошка прикипела к ране»; «кровь скипелась»—свернулась, образовала твердые сгустки, «рана скипелась»; «мука скипелась»—слежа­лась в комья; «щи укипели» — осталась одна гуща, хотя в по­следнем примере накопление оттенков многосложно.

Но далее, душевное волнение тоже сопровождается, во-первых, разгорячением, а во-вторых—с ильным дви­жением, ажитацией, не только психологическими, но и физи­ческими. Отсюда «кипучий человек» — значит, горячий, пылкий, предприимчивый; «кипучее воображение», «кипучий нрав», «ки­пучая кровь» — быстро возбуждающийся. «Кипениться» в Твер­ской и Псковской губерниях, равно как и «кипятиться» на общерусском говоре,—горячиться, задориться, петушить­ся, хорохориться, «полно кипятить-то»—не спеши, или не то­ропи, не понукай, дай срок. Указывают еще на тверское и псков­ское слово «кипятильничать» в смысле прихвостничать, вти­раться в доверенность, но это значение едва ли можно признать достоверным.

1

Психологический слой в семеме слова кипяток использо­ван и литературным языком; так и у юного Пушкина:

Нетерпеливый конь кипит

И снег копытом мощным роет 32,

а у Раича—наполовину каламбурное:

Вскипел Бульон, течет во Храм 33.

11. Итак, если оставить в стороне боковые ветви, то генеа­логия семемы кипяток такова: скакун, прыгун кипяток полу­чает значение кипуна, т. е. бьющего вверх ключа; затем—вся­кого изобильного отделения; затем — бурления воды от парооб­разования; затем — воды горячей, вара; наконец — человека, находящегося в движении и потому внутренне неспокойного, торопящегося, вспыльчивого, горячего: «что за кипяток», «не человек—кипяток».

Родословие этой семемы длинно, но нельзя думать, будто образование семемы настоящей наличностью ее слоев завер­шено. Напротив, медлительный вначале и, при ясном сознании этимона, боязливо держащийся в ближайших окрестностях кор­ня, этот процесс роста семемы идет ускоренно, когда коренное значение, обволокнутое рядом слоев, уже не чувствуется как господственно влиятельное или даже вовсе не понимается без лингвистических изысканий. Тут семема приобретает чрезвы­чайную подвижность, и можно быть уверенным, распростра­нение ее пойдет далее и далее, наращивая на изначальной симфонии звуков, на фоническом ядре слова все новые и новые семантические концентры. В сознании физика, например, се­мема слова кипяток включает в свой состав совокупность мно­горазличных фактов и теорий, касающихся до кипения жид­костей; что температура кипения зависит от упругости окру­жающей атмосферы, что для кипения необходимо присутствие в жидкости газовых пузырьков, что температура кипения за­висит от посуды, в которую налита жидкость, что существует критическая температура — абсолютного кипения и пр. и пр.— все это тоже вошло в семему кипяток, но один раз вы­двигается один слой ее, а другой раз—другой. Каждый из нас придает пластичной семеме слова свое, сообразное по­требности данного случая значение; у каждого коренное зна­чение связывается с неуловимыми, но весьма существенными духовными обертонами, сознание каждого слова пускает свои воздушные корни. Говоря слово кипяток, мы обращаемся с целым снопом понятий и образов; но и разнообразные, они вяжутся в одно целое. Суждением подчеркивается тот или другой слой семемы: сказуемое дает слову новую свежесть и новую значительность. Оставаясь старым, оно приобретает