Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 1

II. Итак, нам предстоит показать возможность и даже вероятность магического воздействия слова, с тем чтобы далее сделать то же в отношении мистической стороны его. Но убеждение в магической силе слова, на протяжении веков и ты­сячелетий, составляет всеобщее достояние народов самых раз­личных, и едва ли можно указать хотя бы один народ и хотя бы в одно время своего исторического развития, который бы не имел живейшей веры в магическую мощь слова. Эта вера так распространена и прежде и теперь, что ее, говоря о народах, приходится считать неразрывною с самым поль­зованием речью и видеть в ней необходимый момент в самой жизни языка. Следовательно, изложение наше будет наиболее естественным, если мы, вообще примыкая к жизнепониманию всенародному, к разуму общечеловеческому, и в поставленном вопросе в основу положим не отрицательный взгляд пози­тивизма на слово, а положительный взгляд всего человечества и тяжесть доказательства возложим на тех, которые огпав

1

от всего человечества, утверждают, наперекор общему истори­ческому преданию, бессилие и пустоту слова.

Большинство, неимоверно подавляющее большинство на­ших современников, если они вкусили того, что называется «научным мировоззрением», твердо убеждено, что слово, если способно действовать, то лишь как рациональный смысл, но при этом почти не задумывается ни о способе передачи этого смысла от одного сознания к другому, ни о внутренних процес­сах, на которых возможно в сознании раскрытие смысла. Это крайнее опрощение дела имеет своею тайною предпосылкою картезианский дуализм общего миропонимания, которого не избегает, естественно, и частность—проблема слова. Человек состоит из вещества, единственно имеющего природу механиче­скую, и души, суть которой—лишь в ее сознательности. Две несравнимые между собою субстанции, res extensa и res cogi-tans1, Декарта, хотя и потеряли свою отчетливость, однако доселе господствуют в миропонимании широких кругов интел­лигенции, и таковым представляется истиной самоочевидной, что между процессами материальной действительности и смыс­лом, раскрывающимся в сознании, не может быть, по существу, ничего общего. Но если нет ничего общего между душой и телом, то нет, тем более, ничего общего и между произведени­ями той и другого. Если самый человек не есть в собственном смысле целое, то тем менее будет целым его слово. И вот, в этом понимании нецельности слова, как состоящего из не-объединенных органически внешней оболочки и внутреннего содержания, лежит главное препятствие понять магичность сло­ва и его более чем только рациональный образ действия — на сознание, на душу, на тело и далее на природу внечеловеческую.