Сочинения в четырех томах. Том 2

В чем же смысл диалектики? — В целостности. Тут нет отдельных определений, как нет и отдельных доказа­тельств. Что же есть? — Есть все нарастающий клубок нити созерцания, сгусток проникновений, все уплотняю­щийся, все глубже внедряющийся в сущность исследуе­мого предмета; диалектика — совокупность процессов мысли, «взаимно друг друга укрепляющих и оправ­дывающих». Это — как бы луковица, в которой каждая оболочка есть слой живой. Если бы речь шла не диалек­тическая, а дидактическая — не о реальности, а о моих или чьих-нибудь мыслях о реальности, то я мог бы дать определение и сказать: «Вот что именно, а не другое что я мыслю об этой вещи». Но если предметом речи долж­на быть сама реальность, то откуда же я заранее знаю, что есть она, эта реальность? А если бы знал — то для чего же нужно было бы исследование? Определить — это значит очертить вокруг предмета исследования некото­рый предел, окружить его пределом, изолировать его. Для чего предел? Чему положить предел? — Мысли, ко­нечно. Определить — это значит лишить мысль свободы двигаться так, как это может оказаться нужным в течение исследования, и искусственно заключить ее в границы. Но диалектика, как мысль нарастающая, в том-то и за­ключается, что она движется к все более и более ценным достижениям, восходя по лествице постижения, так что постепенным уплотнением мысли намечаются естест­венные пределы реальности. Живая мысль по необходи­мости диалектична: в том-то и жизнь ее; мертвые же мысли или, точнее, замороженные мысли, мысли в состо­янии анабиоза — недиалектичны, т. е. неподвижны, и могут быть расположены в виде учебника, как некая сумма определений и тезисов. Но и тут, лишь только мы захотим привести эту кучу или этот склад высохшего и за­мороженного материала во внутреннее единство, т. е. по­нять его,— мы должны внести начало движения от опре­деления к определению и от тезиса к тезису. И тогда под

1

ласкою созерцающего взора лед тает, плотины сорваны, определения потекли и тезисы хлынули живым потоком, переливаясь один в другой.

«Orrmis definitiQ in jure civili periculosa est»,— значится в Дигестах1, и тут же дается объяснение, почему реп­ейка est: «param est enim, ut non subverti possit»7*. Так — не только в области права.

Omnis definitio тем periculosior est, чем более внутрен­него движения в определяемом; а там, где жизнь бьет клю­чом, в жизни по преимуществу, или религии, оно maxime periculosa est. Тут Павлов меч разрубает всякое определение, и, сорвав оковы, огненной струей стре­мится мысль к Павловой диалектике.