Философия как история философии

414__________Немецкая классическая философия

ся на такую ступень развития, чтобы противопоставить себя всеобщему как в-себе-и-для-себя-сущему, готово­му и устойчивому предмету, — должен постигнуть себя в своей собственной самостоятельности»17. Такой пере­ход от непосредственного бытия, неразвитой человеч­ности к опосредованию, благодаря которому индивид становится самосознающей личностью, происходит по­средством пробуждающегося в индивидах чувства, что они «еще не есть то, чем они должны быть»х&. Таким образом, индивидуальное развитие человеческого суще­ства есть реализация его сущности или осуществление должного, которое представляет собой субъект-объект­ный процесс, единство спонтанного, обусловленного са­мой человеческой природой развития человеческих за­датков и субъективной деятельности личности, созида­ющей себя самое. Юноша, говорит Гегель, абстрактно противопоставляет должное существующему, в то вре­мя как зрелый муж постигает должное в том, что есть. Взрослый человек, по словам Гегеля, отказывается от юношеского плана радикального преобразования мира; он создает только то, что уже есть, т. е. продолжает начатое дело. Но, осуществляя свои личные цели в рам­ках существующих общественных порядков, взрослый человек должен способствовать общественному прогрес­су. Это долженствование — необходимое выражение зрелой человечности.

Воля характеризуется Гегелем как практический дух, заключающий в себе «двойное долженствование»19. С од­ной стороны, воля как стремление, присущее индивиду, выступающему в качестве отдельного, единичного суще­ствования, носит характер ограниченного субъективно­го стремления. Но, с другой стороны, та же воля, воля отдельного человеческого существа, поскольку она осу-

17Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. III. С. 88.

18Там же. С. 91.

19Там же. С. 281.

Проблема долженствования в философии Гегеля415

ществляет имманентно присущую ей разумность, возвы­шается к всеобщности своих целей, что находит свое адекватное выражение в нравственном поведении, кото­рое следует не просто желанному, но должному. Неуди­вительно поэтому, что Гегель в конечном итоге прихо­дит, по существу, к кантовской формулировке основной нравственной заповеди: «Я должен исполнить долг ради него самого, и то, что я выполняю как долг, есть моя собственная объективность в подлинном смысле этого слова: исполняя долг, я нахожусь у самого себя и свобо­ден» 20. Хотя в этой формулировке Гегель почти буквально повторяет кантовскую формулу категорического импе­ратива, следует иметь в виду, что Гегель, в отличие от Канта, связывает этот нравственный закон с развитием личности, с одной стороны, и развитием всего человече­ства — с другой. В кантовской философии такой истори­ческий подход к нравственным нормам лишь намечен в его философско-исторических сочинениях, в то время как у Гегеля историзм образует основную черту его метода исследования.