Рационалистическая концепция свободы, наиболее последовательное развитие которой мы находим у Спинозы, характеризует свободу как власть разума над чувствами. Гегель не разделяет радикальных выводов, вытекающих из присущего рационализму отождествления воли и разума, хотя бы уже потому, что он диалектически трактует тождество, как заключающее в себе свое отрицание, нетождество. И тем не менее, свойственное рационализму отрицание чувственной свободы в основном сохраняется и у Гегеля, который определяет свободу лишь как сознательное подчинение разумному по природе закону: «...лишь такая воля, которая повинуется закону, свободна, потому что она повинуется самой себе и оказывается у самой себя и свободной»14. Повиновение закону, как нетрудно понять, означает, с точки зрения Гегеля, согласие с разумом, который, однако, не есть нечто чуждое субъективной воле, а образует ее субстанциальную основу. Иными словами, частное и общее, индивидуальное и общественное образуют 13Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. VIII. С. 15. 14Там же. С. 38. 382Немецкая классическая философия единство противоположностей, в границах которого, однако, сохраняется различие и даже противоречие между ними. Разграничивая субъективную волю и волю объективную, субстанциальную, Гегель следующим образом характеризует отношение между ними: «Как субъективная воля в ограниченных страстях, она зависима, и она может достигать осуществления своих частных целей лишь в пределах этой зависимости. Но субъективной воле присуща и субстанциальная жизнь, действительность, в которой она движется в существенном, причем само существенное и оказывается целью ее наличного бытия. Это существенное само есть соединение субъективной и разумной воли: оно есть нравственное целое — государство, представляющее собой ту действительность, в которой индивидуум обладает своей свободой и пользуется ею, причем она оказывается знанием всеобщего, верой в него и желанием его»15. С этой точки зрения, повиновение закону есть согласие субъективной воли со своей субстанциальной основой. В рамках гегелевского учения о государстве и праве вопрос о разумности законов, права, государства решается однозначно: они, по определению, разумны. Правда, гегелевская диалектика указывает на односторонность любого отдельно взятого определения, характеризуя его как абстрактное и поэтому неистинное. Истинное, или конкретное есть единство различных, в том числе и противоположных определений. Следовательно, определение за-; конов, юридических установлений вообще как разумных в лучшем случае фиксирует лишь одну, правда, по учет нию Гегеля, важнейшую сторону сущности, которая многообразна, противоречива. — 252 —
|