Философия как история философии

Философия Гегеля как учение о первичности свободы 375

Человек есть высшая ступень в природной иерар­хии феноменов. Он есть становление природного сверх­природным, возвышение необходимости до внутренней своей сущности, свободы. Человек, утверждает Гегель, есть свободное существо. В этом состоит основное опре­деление его природы. Но поскольку человек поступает соответственно своим чувственным побуждениям, он не свободен, а подчинен природе, необходимости. Разуме­ется, это его собственная природа, его чувства, его ин­терес, но они имеют внешний по отношению к мышле­нию источник. «В чувствах своих человек всегда опре­делен чем-то другим и поэтому не свободен... лишь в мышлении все чуждое прозрачно, исчезло; дух здесь абсолютным образом свободен»8. Таким образом, чело­век, с одной стороны, противостоит природе как «сверх­природное», отличное от всего живого, существо. А с другой стороны, он все же остается природным суще­ством. «Человек, поскольку он дух, не есть природное существо, поскольку же он ведет себя как таковое и следует целям своих вожделений, он хочет зла», — утверждает Гегель9. Это убеждение родственно кантов-ской концепции, согласно которой радикальное зло, им­манентное человеческой природе, неотделимо от чув­ственности, которой, однако, противостоит специфичес­ки человеческая способность поступать соответственно априорному нравственному императиву. Но если у Кан­та двойственность человеческой природы обусловлена тем, что человек есть и эмпирический субъект, и вмес­те с тем «вещь в себе», неподвластная времени и про­странству, то в учении Гегеля над эмпирическую, сверх­чувственную сущность человека образует его субстан­циальная принадлежность к роду, социальная сущность человеческого.

8Гегель Г. В. Ф. Соч. Т. IX. С. 20.

9Там же. Т. I. С. 131.

376

Немецкая классическая философия

Не следует, однако, слишком противопоставлять Ге­геля Канту в данном вопросе. Кантовский категоричес­кий императив, как показывает сама его формулиров­ка, есть, конечно, социальное долженствование. И сверх­личное, сверхчувственное, априорное, в котором Кант видит основу нравственности, свободы и человечности вообще, есть не что иное, как независимое от индиви­дуальных различий общечеловеческое. Однако, подчер­кивая то, что сближает Гегеля с Кантом в понимании человека и человеческой свободы, не надо также ума­лять существенных различий, благодаря которым Гегель, несомненно, превосходит Канта в постановке проблемы свободы. У Канта противоположность между чувствен­ностью и трансцендентальным человеческим субъектом выступает как статическое, лишенное динамизма состо­яние, фиксируется в своей, по существу, трагической непреодолимости, вследствие чего нравственный закон да и сама свобода фактически остаются лишь должен­ствованием. У Гегеля же, поскольку он отвергает дуа­лизм посюстороннего и потустороннего, противополож­ность между человеческим индивидом и родом, об­ществом, человечеством преодолевается в процессе образования и развития личности и свобода осуществ­ляется не только посредством действий индивида, но и внутри исторически определенного общественного со­стояния.