Феномен человека - вчера и завтра

Концепция соматологической идентификации личности имеет корни в древних мифах. Ее истоки обнаруживаются уже в мифологической антропологии Древнего Египта. Эта идея получила дальнейшее развитие в зрелом христианстве, исходящем из принципа креационнзма; в христианской мифологии возникало учение об абсолютной уникальности телесно капсулизированной личности. Иными словами, личность тождественна с телесностью, психика содержится в материальной капсуле. “Через это представление наивный материализм христианства прочно входит в парадигму западной научной мысли, трансформируясь в наши дни в поиск генотипической обусловленности личности или, в смягченном варианте, - в поиск взаимодействия генотипа и среды” [6].

Такому подходу противостояла эллинская мысль: согласно орфико-пифагорейскому учению, душа является эманацией высшего начала (раннее представление о поле); эта душа включена в общий круговорот жизни и переселяется в разные существа и вещи. Данный круг идей в определенной мере вошел в учение Платона, неоплатонизма, патристику раннего христианства. Такой подход имеет рациональное зерно, так как он показывает неадекватность картезианского дуализма действительному положению вещей (по мнению картезианцев психическое и транспсихическое, внутреннее и внешнее, субъект и объект жестко разделены между собой). Отечественный физиолог В.В.Швырков пишет в связи с этим следующее: “Рефлекторный подход (имеется в виду рефлекторная схема “стимул—реакция”. — Авт.)принципиально не мог привести ни к какому иному решению психофизиологической проблемы, кроме параллелизма или интеракционизма, так как с самого начала опирался на картезианский дуализм души и тела и был как бы специально создан именно для того, чтобы отделить “божественную” душу от “машинообразного” тела” [7]. Нужен целостный подход, чтобы исследовать фундаментальную проблему “дискретности-непрерывности” сознания.

Такой целостный подход присущ, например, “глубинной психологии” К. Юнга, который подчеркивал, что гипотеза о существовании “сверхличного” бессознательного не является плодом исключительно теоретического размышления. Она навеяна клинической практикой, в ходе которой ему удалось установить, что пациенты в своих сновидениях обнаруживают такие картины и образы, с коими они сами никогда не сталкивались в реальной жизни и кои во многом напоминают мифологические сюжеты, известные исследователям человеческой культуры с древних времен. Причем оказалось, что у разных народов в различных уголках земного шара пациенты, обращаясь к врачам за помощью, описывают сновидения, во многом совпадающие друг с другом. Так, например, в сновидениях негра, не имеющего какого-либо образования, и, следовательно, не знакомого с европейской культурой, обнаружились образы греческой мифологии. Или, скажем, в сновидениях европейца, никогда не общавшегося с идеями восточных мистиков, появляются вдруг замысловатые картины или фигуры, встречающиеся в древнеиндийских и древнекитайских трактатах.