|
Распадается не только государственность. Вместе с ней рушится вся государственная мифология, а значит, сотрясаются и контрфорсы всей европейской культуры того времени. Обваливается система надсемейных ценностей, и это ведет к тому, что семья оказывается вынужденной возвращаться к самой себе, отгораживаться от вторгающегося в ее жизнь социума и замыкаться в круге собственных интересов и забот. Но теперь это уже не та большая патриархальная семья, которая когда-то была способна обеспечить экономическую и культурную автаркию, первичное объединение, которое само формировало социум. Семья утратила способность существовать вне его и его институтов — слишком многое в ее жизни зависит от жизнедеятельности единого социального организма и тех социальных отношений, которые связывают ее с ним. Обмен и распределение продолжают играть свою роль, привязывая всех друг к другу. Но теперь диверсификация деятельности и развивающаяся специализация человека и его семьи означает, что их предмет уже не сводится к материальным осязаемым результатам. Это прежде всего распределение и обмен тех ценностей культуры, которые вложены в их производство. Мы говорили выше об информационной составляющей вещного мира, который становится естественным продолжением человека и входит в состав его семьи как некий особый, обладающий своими правами и функциями ее член. Мы видели, что не в последнюю очередь именно эта составляющая формирует потребность в творчестве. Она же создает и ту собирательную «публику», без которой немыслимо появление никакого художника — ни инженера, ни архитектора, ни поэта, ни политического вождя, ни собственно художника. Но эта информационная составляющая отражает в себе единую организацию культуры социума, а значит, и единую систему культурных ценностей. Распад государственности радикально меняет их состав, ведь высшие позиции в нем занимают ценности государственного ряда, и именно они определяют содержание всех нисходящих ступеней. Поэтому следствия общего разложения проявляются не «где-то там», за пределом восприятия, но, в конечном счете, в частной жизни любого гражданина. Пусть прямого влияния на частную жизнь нет, опосредованное существует и проявляется довольно отчетливо. Поэтому распад единой системы ценностей не может не сказаться даже на бытовом уровне мировосприятия. Словом, положение меняется. Еще недавно ценности общества сливались с ценностями индивида, и он воспитывался как гражданин единого для всех отечества. Но с их утратой он перестает быть и гражданином, и (тем более) «венцом творения», который когда-то, по уже приводившемуся здесь суждению Аристотеля, с самого часа рождения предназначался для господства. В «неимущую и бесправную толпу» (Плутарх) превращаются даже былые герои, непобедимые спартанские гоплиты. Об афинянах, когда-то возглавивших единство греческих городов в отпоре персидскому нашествию, которые сами стали подданными Рима, хорошо скажет Ювенал в одной из своих Сатир: — 148 —
|