Двуликий янус

Итак, возможность слияния, идентификации с другим человеком в жизни выступает как общая предпосылка «к распознаванию и ощущению другого человека», к сопереживанию и соучастию. Таковы, согласно Эйзенштейну, некоторые важные функции художественного перевоплощения. Художественного потому, что сказанное верно «в еще большей степени по отношению к образу в искусстве», причем не только в кино, но и, скажем на сцене (19).

Казалось бы в театре дается общий план всей сцены сразу. И тем не менее, и драка, диалог, спор, объяснение любви на сцене не будет отличаться своим воздействием от решенных в кадре и монтаже в кино этих событий, если актер «будет играть не результат, а если его игра будет процессом, внутри которого шаг за шагом будут рождаться в своем становлении подлинные в этих условиях сценические чувства». Эйзенштейн ссылается в этой связи на призыв Станиславского к актерам «воссоздавать в игре процесс, а не играть результаты» (20).

Выше мы говорили, что, согласно Эйзенштейну, зритель, перевоплощаясь в персонаж, не только сопереживает ему и соучаствует в его действиях и поступках, но и участвует в становлении образа спора или другого события. Тут затрагивается другой важный аспект перевоплощения - слияние зрителя (и слушателя) с автором и функция сотворчества. Покажем это на двух примерах анализа Эйзенштейном монтажных приемов у Мопассана и В. Серова.

Но сначала скажем о том, как С. Эйзенштейн оценивает монтаж с этой точки зрения. «Сила монтажа в том, что в творческий процесс включаются эмоции и разум зрителя. Зрителя заставляют проделать тот же созидательный путь, которым прошел автор, создавая образ. Зритель не только видит изобразимые элементы произведения, но он и переживает динамический процесс возникновения и становления образа так, как переживал его автор». Ссылаясь на И. Лапшина, Эйзенштейн отмечает, что воспринимающий даже «посвящается» в «муки творчества». Втягиваясь в творческий акт, зритель в то же время не порабощается индивидуальностью автора. Напротив, его индивидуальность «раскрывается до конца в слиянии с авторским смыслом. Действительно, каждый зритель в соответствии со своей индивидуальностью, по-своему, из своего опыта, из недр своей фантазии, из ткани своих ассоциаций, из предпосылок своего характера, нрава и социальной принадлежности творит образ по этим точно направляющим изображениям, подсказанным ему автором, непреклонно ведущим его к познанию и переживанию темы. Это тот же образ, что задуман и создан автором, но этот образ одновременно создан и собственным творческим актом зрителя» (21).