Двуликий янус

Согласно Эйзенштейну, «действительно живучи только те разновидности искусства, сама природа которых в своих чертах отражает элементы наших наиболее глубоких устремлений» (27).

Эйзенштейн называет два наиболее глубоких устремления, определяющих среди прочего феномены перевоплощения-идентификации. Первое - это преодоление разрыва с природой, второе - с коллективом, сообществом. Первое стремление подробно анализируется в работе «Неравнодушная природа», второе - в работе «О стереокино».

Преодоление разрыва с природой, а это и означает слияние с ней, идентификацию мы уже отчасти упомянули в связи с Эль Греко и его пейзажем «Буря над Толедо». Рассмотрим это несколько подробнее. По утверждению Эйзенштейна, везде эмоциональный пейзаж оказывался образом «погружения друг в друга человека и природы», вот почему природа переставала быть «равнодушной», она очеловечивалась, одушевлялась. Это не только Эль Греко, это и Ван-Гог и Гойя. Про пейзажное искусство этих мастеров можно сказать, что это есть «темперамент, вырывающийся сквозь образ природы. Эти пейзажи заставляют «сопереживать» и вовлекают во внутреннюю бурю души художника (28).

Стереокино привлекло внимание исследователя с рассматриваемой нами точки зрения потому, что оно «заглатывает» зрителя «в себя» и здесь можно искать ответа на интересующую Эйзенштейна тему «взаимосвязи и взаимодействия зрелища и зрителя». А предшествовало такому эффекту историческое развитие театра. «От стадии первоначального неразделенного существования зрелища, не знающего еще деления на зрителя и лицедея, - к раздвоению его на участника и созерцателя. И от этой фазы к новому воссоединению действия и аудитории в некоторое органическое целое, в котором зрелище пронизывало бы зрительскую массу и вместе с тем вовлекало бы ее в себя. «Эйзенштейн подробно прослеживает каждую из фаз, которая представлена на протяжении истории ярко и выразительно (29).

Мы не будем вдаваться в подробности этого рассмотрения, подчеркнем лишь важный для нас тезис, что цель различных построений зрелища была, по Эйзенштейну такова: «зритель должен внедряться в природу самого лицедея, чтобы реально «видеть мир его глазами», зажить его жизнью, то есть чувствовать, как он, иллюзорно мыслить, как он, вызвать «тождественное сопереживание» зрителя, который через акт сопереживания становится таким же действующим. О том, как этого добивается кинематограф через прием точки зрения и ракурса мы уже говорили.

Как полагает Эйзенштейн, «подоплекой» рассмотренной им истории служит в первую очередь «воплощение мечты об единстве между личностью и обществом, между индивидуальностью и коллективом, между началом социально-общественным и лично-индивидуальным». Понятая так тенденция к слиянию трактуется Эйзенштейном не как порывы эстетического каприза в области искусства, но как отражение более глубокого позыва - «позыва к преодолению... раскола первоначального коллективного единства...» (30).