Чума

углом, и глухая, настороженная тишина вновь окутывала бедствующий город.

Временами раздавались выстрелы - это специальный отряд, согласно полу-

ченному недавно приказу, отстреливал бродячих собак и кошек, возможных

переносчиков блох. Эти сухие хлопки окончательно погружали город в ат-

мосферу военной тревоги.

Все приобретало несуразно огромное значение в испуганных душах наших

сограждан, и виной тому были жара и безмолвие. Впервые наши сограждане

стали замечать краски неба, запахи земли, возвещавшие смену времен года.

Каждый со страхом понимал, что зной будет способствовать развитию эпиде-

мии, и в то же время каждый видел, что наступало лето. Крики стрижей в

вечернем небе над городом становились особенно ломкими. Но июньские су-

мерки, раздвигавшие в наших краях горизонт, были куда шире этого крика.

На рынки вывозили уже не первые весенние бутоны, а пышно распустившиеся

цветы, и после утренней распродажи разноцветные лепестки густо устилали

пыльные тротуары. Все видели воочию, что весна на исходе, что она расто-

чила себя на эти тысячи и тысячи цветов, сменявших друг друга, как в хо-

роводе, и что она уже чахнет под душившим ее исподволь двойным грузом -

чумы и зноя. В глазах всех наших сограждан это по-летнему яркое небо,

эти улицы, принявшие белесую окраску пыли и скуки, приобретали столь же

угрожающий смысл, как сотни смертей, новым бременем ложившихся на плечи

города. Безжалостное солнце, долгие часы с привкусом дремоты и летних

вакаций уже не звали, как раньше, к празднествам воды и плоти. Напротив,

в нашем закрытом притихшем городе они звучали глухо, как в подземелье.

Часы эти утратили медный лоск загара счастливых летних месяцев. Солнце

чумы приглушало все краски, гнало прочь все радости.

Вот в этом-то и сказался один из великих переворотов, произведенных

чумой. Обычно наши сограждане весело приветствовали приход лета. Тогда

город весь раскрывался навстречу морю и выплескивал все, что было в нем

молодого, на пляжи. А нынешним летом море, лежавшее совсем рядом, было

под запретом, и тело лишалось права на свою долю радости. Как жить в та-

ких условиях? И опять-таки Тарру дал наиболее верную картину нашего су-

ществования в те печальные дни. Само собой разумеется, он следил лишь в

общих чертах за развитием чумы и справедливо отметил в своей записной