Чума

никто вокруг не владел языком, идущим прямо от сердца. Поэтому-то самые

доподлинные страдания стали постепенно и привычно выражаться системой

стертых фраз. Только такой ценой узники чумы могли рассчитывать на со-

чувственный вздох привратника или надеяться завоевать интерес слушате-

лей.

Однако, и, пожалуй, это самое существенное, как бы мучительны ни были

наши страхи, каким бы до странности тяжелым камнем ни лежало в груди это

пустое сердце, можно смело сказать, что изгнанники этой категории были в

первый период мора как бы привилегированными. И в самом деле, когда жи-

тели были охвачены смятением, у изгнанников этого сорта все помыслы без

остатка были обращены к тем, кого они ждали. Среди всеобщего отчаяния их

хранил эгоизм любви, и, если они вспоминали о чуме, то всегда лишь в той

мере, в какой она угрожала превратить их временную разлуку в вечную. В

самом пекле эпидемии они находили это спасительное отвлечение, которое

можно было принять за хладнокровие. Безнадежность спасала их от паники,

самое горе шло им во благо. Если, скажем, такого человека уносила бо-

лезнь, то почти всегда больной даже не имел времени опомниться. Его гру-

бо отрывало от бесконечного внутреннего диалога, который он вел с люби-

мой тенью, и без всякого перехода погружало в нерушимейшее молчание зем-

ли. А он и не успевал этого заметить.

Пока наши сограждане старались сжиться с этой нежданно-негаданной

ссылкой, чума выставила у ворот города кордоны и сворачивала с курса су-

да, шедшие к Орану. С того самого дня, когда Оран был объявлен закрытым

городом, ни одна машина не проникла к нам. И теперь нам стало казаться,

будто автомобили бессмысленно кружат все по одним и тем же улицам. Да и

порт тоже представлял собой странное зрелище, особенно если смотреть на

него сверху, с бульваров. Обычное оживление, благодаря которому он по

праву считался первым портом на побережье, вдруг сразу стихло. У пирса

стояло лишь с пяток кораблей, задержанных в связи с карантином. Но у

причалов огромные, ненужные теперь краны, перевернутые набок вагонетки,

какие-то удивительно одинокие штабеля бочек или мешков - все это красно-

речиво свидетельствовало о том, что коммерция тоже скончалась от чумы.

Вопреки этой непривычной картине наши сограждане лишь с трудом отда-