Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

Никто не сомневается, что устойчивость письменного знака перед звуком - всецело относительна, и письменная или начертательная зрительная природа его - случайна. Дело не изменилось бы, если бы новая система знаков осталась звуковою, но более устойчивою, или стала осязаемою, или, наконец, заменилась бы и зрительно восприни­маемым материальным запечатлением, но таким, где именно зритель­ная видимость оставалась бы фактом безразличным и, например, не­посредственно переводимым в звук, как в фонограмме. Какой бы способ придания звуку устойчивости мы ни изобрели, фактически все­гда мы будем иметь дело со случайною фоно-граммою. Существенным остается только то, что на место чистой и непосредственной фонемы должна стать опосредствующая фоно-грамма. Принципиальное осно­вание для перехода к новой системе запечатления словесного творче­ства должно лежать не в материальных свойствах знака, а в характере самого творчества. Способ запечатления, как культурно-социальный акт, должен найти себе осмысление в определенной цели, в задании, в мотиве. Не всякий мотив может оказаться достаточным для принци­пиального оправдания интересующего нас перехода. В основе его дол­жна лежать существенная необходимость. Простая графическая запись для памяти, сохранения, удобства, указания и т.п. не становится сама по себе литературою. С этой точки зрения она остается «слу­чайною», — таковы, например, деловые письма, договорные акты, дарующие права грамоты и другие документы, имеющие целью гаран­тировать в целом и в частностях некоторый социальный акт от забве­

1

ния или искажения; таковы также, например; объявления, вывески, рекламы, визитные карточки и т.д., — все, что имеет целью указание, напоминание. Все это — примеры «случайного» пользования более или менее устойчивым знаком, и никакой «необходимости» литературно­го бытия они в себе не заключают. Особый характер «случайности» всех этих произведений графического знака — в том, что, не будучи случай­ны по содержанию, так как они выражают определенный социальный акт, напоминание о нем, сохранение его, указание на него, они не имеют необходимой индивидуальной формы и не имеют закона ее или формообразующего начала, которое обусловливало бы его внешнее запечатление. По этой же причине, и обратно, раз найденная внешняя, прагматически условно-удобная, формула здесь легко превращается в штамп и шаблон, действительно внутреннею необходимостью не обус­ловленный. Даже в тех случаях, когда перед нами - письменный до­кумент, составляющий «единственную возможность» общения или коммуникации, например, частное или официальное письмо лица, отдаленного расстоянием от другого, мы не видим искомой необходи­мости, так как, подобно другим примерам рассматриваемого типа, «необходимость» его прекращается, лишь только достигнута его праг­матическая цель. Все это — не литература, а та же прагматика, и не литература, потому что — прагма.