Искусство как вид знания. Избранные труды по философии культуры

Реальная ценность словесного знака, как знака, состоит в том, что это — знак всеобщий, универсальный. И этой особенности слово не теряет, когда становится предметом художественной культуры. Оно допускает наиболее полный перевод с любой другой системы знаков. Но не обратно: нет такой другой системы знаков, на которую можно было бы перевести слово хотя бы с относительною адекватностью. Как бы ни казалось оно нам эмпирически недостаточным, — если это — не свидетельство нашей собственной слабости и творческой беспомощ­ности, — слово именно эмпирически наиболее совершенное осуществ­ление идеи всеобщего знака. Оттого и соответствующее искусство — наиболее универсально в нашем человеческом смысле и масштабе. Правда, не что иное, как именно культ слова, претворяющий слово в художественное слово, сообщает ему ту исключительность, когда не только художественный образ одного искусства не переводится обра­зом другого искусства, но даже в собственных пределах художествен­ного слова сама исключительная единственность его формы и непов­торимость осуществления могли возникнуть лишь в результате преданного служения и пожертвования со стороны художника, может быть, прежде всего суетою универсальности. Но это противоречие, так

1

как оно заключается в самой природе слова, есть противоречие диа­лектическое. И оно преодолевается в жизненном единстве слова тем, что и самое единственное слово, при сохранении всей своей поэти­ческой самоценности, не может лишиться своей служебной логичес­кой роли средства практического общения человека с человеком и силы своего эмоционально-волевого воздействия на поведение людей.

Из универсальности слова проистекает доступность художественным формам всего действительного и возможного содержания человеческо­го опыта и замысла. Даже то, что сознательно или бессознательно ищет освобождения от его всепокоряющей власти и непреклонной воли вла­ствовать над человеком, как и то, что игнорирует более чем инструмен­тальную природу слова, может быть все-таки вовлечено в его художе­ственные формы выражения. Научные теории, технические достижения и научения, разговоры лишенных досуга людей, коммерческая рекла­ма, газетный пситтацизм и наивное неразумие, — все прагматическое может стать предметом литературы и словесного искусства, может най­ти в художественном слове свое художественно предопределенное мес­то. Не только в своей литературной сути, но и как ходячие применения все словесные создания, даже устраняемые из предмета литературове­дения, могут занять свое место в литературе, как ее законный объект, и таким образом все-таки вернуться в литературоведение. Может быть, величию и захвату этой идеи более соответствовал бы иной, несловес­ный знак, но в распоряжении земного человека его нет.