|
Заметьте, как много людей обращается к эзотерической литературе, к психологии, к религии в надежде стать духовным, т. е хорошим. Это результат действия той же репрессивной парадигмы: если я не буду регулярно ходить в церковь, если меня не будет любить батюшка, если я не буду выполнять посты, значит, мне не спасти свою душу, следовательно, за гробовой чертой мне будет плохо. В итоге человек не очень счастлив здесь, постоянно принуждая себя к чему-то, пугая себя загробными муками. Да, и там, я думаю, он тоже в постоянном напряжении, если есть, конечно, чему напрягаться. У Сергея Алексеева в «Сокровищах Валькирии» есть слова, очень точно подмечающие разделение, имеющее место в рядах человечества: «Земные люди жизни радуются и гимны ей воспевают, Земноводные же всегда ищут спасения, а спасшись, воспевают свой жидкий разум и воздают хвалу собственной ложной мудрости». Я не против христианского мировоззрения и представлений о загробной жизни. Придет время, мы умрем и там разберемся что к чему. Я знаю совершенно точно лишь одно: если какой-либо поступок выполняется из-за страха перед наказанием, из опасения возможной потери комфорта, поглаживаний, капиталовложений или иных мирских благ (дефицитная мотивация), то человек, вследствие запугивания самого себя, вступает в какие-то спекулятивные отношения с Богом по поводу бронирования теплого местечка в райском санатории. Получается у людей очень любопытная жизнь. Человек подчинен миру, тому что называют Господом. Но он не должен быть ничьим рабом, даже рабом Всевышнего. Ибо человек представляет собой образ и подобие Божие. Он не равен Богу, но тождественен Ему, будучи слеплен по Его образу и имея в себе тот же Дух. Так говорили все древние учения. Почему же человеку пытаются надеть ярмо невольника, почему он должен разбивать лоб о паперть храма? Я сейчас говорю не о церковной педагогике, а о том, что, к сожалению, страх наказания, страх потери, страх дефицита – не успеть отхватить, хапнуть, прибарахлиться – присутствует во всех нас, у одного в большей степени, у другого в меньшей. И дело даже не в том, какое существование мы зарабатываем за чертой смерти. Мы его отравляем нашим нынешним бытием. Относясь пренебрежительно к сиюминутному настоящему, вряд ли человек сможет стать другим через двадцать лет. И очень сомнительно, что в дальнейшем с ним возможна некая подлинная метаморфоза за последним порогом. Скорее всего, что он останется таким же нервным, суетливым, преисполненным всевозможных страхов, тревог и опасений. И встреча со Смертью просто-напросто рассыплет его в труху. Потому что скрепленное страхом нечто, называемое громким именем «Человек», может быть, и не имеет нравственного права на существование в дальнейшем. Мы даже никогда всерьёз не задумываемся над тем, а что в нас такого, что должно нас пережить? Это довольно неприятный вопрос, ибо он касается фундаментальнейшей иллюзии – страха смерти. — 15 —
|