В центре чертовщины

Очень интересная мысль!

Между тем Блюммен продолжал.

— Ещё до начала войны мы по этой причине настроили против себя весь мир и, главное, вашу страну. Я убеждён, что если бы не евреи, Америка никогда не вступила бы в войну. Ведь Рузвельт, если и не был евреем, то, во всяком случае, полностью находился под влиянием еврейской финансовой верхушки. В итоге, уже к началу сорок второго года Германия не имела денег на перевооружение армии. Да и в любом случае те меры, которые предусматривали так называемое “окончательное разрешение еврейского вопроса”, были мне непонятны, и...

— Следовательно, — прервал я его монолог, — ваше участие в судьбе Елены Спарроу можно считать в какой-то мере искренним?

Какое-то мгновение он непонимающе смотрел на меня. Потом улыбнулся, очевидно вспомнив.

— Елена Спарроу. Да, конечно, конечно. Но что я, в сущности, мог сделать? Я пытался помочь, но кем я тогда был. В тридцать восьмом году я не имел даже офицерского звания.

— А ваш друг Гуго Ранч? Он ведь уже тогда был штандартенфюрером, — спросил Джордж.

— Ну, во-первых, — тем же спокойным голосом продолжал Блюммен, хотя было заметно, что он немного волнуется, — Ранч не был моим другом, а был моим начальником. Он, конечно, благоволил ко мне, но это, как вы сами понимаете, несколько отличается от дружбы. И тем не менее, я всё-таки попросил Ранча помочь семье Елены Спарроу выехать из Германии. Он отнёсся к моей просьбе очень холодно. “Блюммен, — сказал штандартенфюрер, — я очень удивлён, что вы приходите ко мне ходатайствовать за какую-то еврейку”. Я возразил, что Елена Спарроу, в сущности, не еврейка, поскольку мать её немка и сама она немка по документам. Ранч порекомендовал мне получше ознакомиться с Нюрнбергским законом тридцать пятого года. Я только начинал свою карьеру в гестапо и не стал обострять отношений с Ранчем из-за такого пустякового вопроса. Затем я был переведён в Берлин и как-то забыл об этом деле вообще.

— И вспомнили о нём, — сказал я, — только во время планирования операции “Гебенхайт”.

— Я так и думал, — криво усмехнулся Блюммен, — что меня привезли сюда из-за этой дурацкой операции “Гебенхайт”.

— Но ведь вы планировали эту операцию?

— Планировал, да. Но не выполнил. А если уж быть до конца точным, то и в планировании я полностью не участвовал. Где-то в середине разработки меня перекинули в Ирландию, и я даже чётко не знаю, чем эта операция кончилась. Дошли слухи, что Лозер погиб, а его автоколонна то ли разгромлена, то ли попала в ваши руки. Впрочем, я всегда возражал против кандидатуры Лозера как руководителя операции. С моей точки зрения, он был слишком безынициативен.