Я листал его дело. Родился 3 мая 1919 года в Гамбурге. Сын рабочего, окончил радиотехническую школу. Работал в каком-то исследовательском институте, связанном с военно-морским флотом. От службы в армии был освобождён по здоровью. Однако, будучи активным членом гитлерюгенда, добровольно вступил в СС, и тут его таланты полностью раскрылись. Блюммен оказался своего рода оперативным самородком. Я знал некоторые кодовые названия операций, которые перечислялись в его послужном списке. Все они поражали простотой замысла, дерзостью выполнения и, главное, неожиданностью сценария. Из его личного дела, в частности, вытекало, что, если бы в своё время командование, закрыв глаза на непредставительный вид и низкое звание Блюммена, прислушалось к его рекомендациям, запасы тяжёлой воды никогда бы не были эвакуированы из Франции в Англию. Просто изумительно! А в графе “увлечения” коротко — любит играть на барабане. — Если бы вам, Блюммен. пришлось начинать всё сначала, — спросил я, — вы бы, наверное, предпочли стать ударником в каком-нибудь джаз-оркестре? Он усмехнулся. — Нет. Джаз — это американское дело. Мы, немцы, в этом только подражатели. У меня никогда не было мысли стать профессиональным музыкантом. Просто мы с приятелями иногда подрабатывали, играя в кабачках. — Именно в одном из таких кабачков, — поинтересовался Джордж, — на вас и обратил внимание Гуго Ранч, предложив для начала стать осведомителем гестапо. Не так ли? — Что же в этом плохого? — спокойно ответил Блюммен. — Я был искренне убеждён в правоте таких людей, как Ранч. Вы служите в службе безопасности своей страны, почему же я должен был отказываться или стыдиться своей работы в гестапо? Наоборот, я считал, что мне оказали честь. Мой отец отвоевал всю первую мировую, а в благодарность за пролитую кровь лишился работы и еле сводил концы с концами. И только когда фюрер пришёл к власти, мы стали жить по-человечески. И не мне судить его за ошибки. Мне это понравилось. Во всяком случае, нет обычного плача, что я, мол, был обманут, что по убеждениям я — социал-демократ и т.д. Фюрер бросил семена на плодородную почву. Родной город Блюммена Гамбург, как и вся страна, лежит в руинах, он ничего не знает о судьбе близких, но не ему судить своего фюрера за ошибки, приведшие его родину к национальной катастрофе. — Кстати, об ошибках, — сказал я. — Какую из ошибок своего фюрера вы считаете наиболее фатальной? Неужели он, как Кессельринг, начнёт распространяться о переоценке возможностей авиации и недооценке артиллерии? — Я считаю, — спокойно ответил Блюммен, — что основной ошибкой фюрера следует считать его политику относительно евреев. Из-за неё мы и проиграли войну. Я не хочу сказать, что я сам очень люблю евреев, скорее, наоборот, но если думать государственно, то надо понимать, что с евреями лучше не связываться. — 90 —
|