В центре чертовщины

— И вот тут-то, господин майор, начинается самое интересное. Мы расположились импровизированным лагерем, в центре которого находились ящики с документами. У нас был бензиновый движок, аккумуляторные фонари, много оружия. В общем, жить можно было, хотя, конечно, никто не предполагал, что наше сидение в лабиринте так затянется. Полевая радиостанция, снятая с бронетранспортёра, брала километров на двести пятьдесят, и мы были более или менее в курсе обстановки. Жили мы по уставу, как говорится. Несли караульную службу у складов продовольствия, боеприпасов, в проходах, ну и, конечно, у этих проклятых ящиков с документацией.

— Я уже не помню, кто первый увидел её, да это и не так важно. Короче говоря, часовые, охранявшие проходы, ведущие к тому месту, где мы расположились, стали докладывать, что довольно часто видят идущую по проходу женскую фигуру, от которой исходит какое-то неяркое свечение, причём...

Я сделал совершенно непроизвольное движение рукой, и подсвечник упал со стола. Дилле вздрогнул.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего, ничего, — поспешно сказал я, — продолжайте, Дилле. Я вас слушаю очень внимательно.

— Разумеется, — продолжал Дилле, — что все эти разговоры не на шутку встревожили штурмбанфюрера Рихтера, который очень тщательно следил за тем, чтобы мы не начали сходить с ума в нашем, мягко говоря, не очень приятном убежище. Ежедневно у нас был утренний осмотр, физические упражнения. Люди были постоянно заняты, иногда совершенно бессмысленной работой. Рихтер, не без оснований, стал считать, что часовые галлюцинируют, а это первый признак надвигающегося безумия. Часовые были тщательно опрошены, и все показали одно и то же: девушке, примерно, двадцать пять лет, худощавая, стройная, с явно еврейской физиономией. Впрочем, вы знаете, господин майор, как трудно порой отличить этих итальянцев от евреев. У нас в своё время из-за этого была масса неприятностей.

— Не отвлекайтесь, — сказал я. — Дальше.

Он помолчал. Видимо, эти воспоминания не вызывали у него никаких приятных ассоциаций. Он потрогал рукой повязку на глазах, потёр свой заросший подбородок, шумно сглотнул слюну и продолжал.

— Часовые её не окликали, чтобы не выдать нашего местоположения, а она их, казалось, не замечала. Но что за свечение от неё исходило? Это возбуждало интерес. Я сам на постах не стоял, так как являлся начальником караула, но после того, как эти разговоры участились, Рихтер приказал мне и ещё четверым заступить на пост в проходе, где она появлялась чаще всего, и попытаться её задержать. До этого пытались предположить, кто она такая, и пришли к выводу, что это не местный житель и уж, наверняка, не сотрудник союзной контрразведки. Я помню, что штурмфюрер Крюгер тогда сказал, что если мы ошибёмся, это может дорого обойтись, так как пропажа этой девки может повлечь за собой поиски её в лабиринте, и мы все погорим. Рихтер же твёрдо считал, что всё это бред собачий, что солдатам мерещатся молодые девки, они им всегда мерещатся. Пусть попробуют её захватить и убедятся, какие они ослы.