|
В мастерской висели и стояли портреты, много портретов – одиночных, двойных и групповых – и я узнал их, хотя ни с кем еще не был знаком. Это были портреты людей, по своему облику и внутреннему складу соответствующие скорее той эпохе. Валентин Непомнящий, Бен Сарнов, Лев Копелев, Юлик Даниэль, Олег Чухонцев, Вениамин Каверин, Андрей Сахаров… Было удивительно, что их так много, казалось, как при чтении той книги, что других просто не бывает. Была очевидна их принадлежность к другому миру. Разумеется, это были люди не из пушкинской эпохи, но сходство определялось аристократизмом, масштабностью и духовностью. Не хотелось уходить из этого круга…. Мне случилось потом убедиться, что и другие люди чувствовали себя среди этих портретов как в окружении живых и близких людей, даже не будучи с некоторыми из них знакомы. Спустя несколько лет, когда уже был сделан мой портрет, я впервые на каком‑то вечере был представлен Олегу Чухонцеву. И он начал всерьез уверять меня, что мы давно знакомы и даже отдыхали вместе в доме творчества. Я удивился, и лишь позже понял, что Олег так привык к моему присутствию на стене мастерской, что уже не сомневался в нашем давнем личном знакомстве. Но не только портреты вернули меня к переживаниям и впечатлениями моего детства. Знаменитые Биргеровские интерьеры с полуоткрытыми дверьми и врывающимися в комнату потоками света воссоздавали то ощущение беспричинного счастья и предвкушения немедленного свершения радостных надежд и ожиданий, какое бывает только в детстве и еще у тех, кому посчастливилось не повзрослеть… Каждое посещение мастерской было для меня событием. И благодаря картинам, менявшим и свое, и мое настроение при смене освещения, и благодаря собиравшимся там друзьям, так естественно сопротивлявшимся разрушительному духу эпохи, и благодаря атмосфере неизменной доброжелательности, создаваемой хозяином мастерской. Все вместе создавало ощущение альтернативного мира, в котором можно было дышать и надеяться. Как всякое подлинное искусство, картины Биргера способны подспудно менять настроение и самочувствие зрителей, причем порой в самом неожиданном даже для самого художника направлении. Помню, Борис показывал мне картину» Красные бокалы» вскоре после ее завершения. На этой картине – близкие друзья художника (Булат Окуджава, Юлик Даниель, Валя Непомнящий, Эдисон Денисов, Бен Сарнов и другие) вокруг стола, и каждый держит в руке бокал красного вина. На первом плане в небрежно‑гусарской позе – писатель Владимир Войнович в густо‑красной рубахе, и от его рубахи и бокалов на всю картину падает очень тревожный красный отсвет, подчеркнутый контрастом с сияюще белой одеждой сына художника – Алеши. Володя Войнович был тогда почти «вне закона» – КГБ отключило у него телефон и демонстративно держало под колпаком, ни на час не оставляя своим вниманием. — 30 —
|