Большую часть времени дул ветер; он уносил семена в сторону, и работать было невозможно. Раза два в неделю ветер всё-таки стихал, к собственному удивлению. Экспедиция мчалась к давно присмотренным местам с белыми пологами, больше всего напоминавшими простыни, начинала ловить семена, но почему-то всё равно не получалось. Ветер дул порывами, уносил семена; мы мчались, пытаясь подставить полог, и, конечно же, не успевали. Мне скорее было весело от суеты, но, конечно же, своих главных целей экспедиция не достигала. Что мы делали в остальное время? Читали книги. Разговаривали. Играли в карты: каждый день в кинга и в тысячу — долгие игры, занимавшие часа по три. И, конечно же, много гуляли, а особенно активно я — подросток. А озеро — это лодка, ловля окуней. И можете смеяться, а я до сих пор горжусь тем, что как-то поймал в этом озере 17 окуней за день. На склоне сопки, обращённом к озеру, было место, очень неприятное в темноте. Если откровенно, то и днём там было неприятно, особенно если поднимался ветер. Четыре или пять корявых лиственниц стояли чуть ниже по склону, цепляясь за камни корнями; несколько старых, уже еле видных колей вилось от Туима к посёлку биофизиков. На голом каменистом склоне приходило вдруг ощущение, что ты здесь вовсе не один. Виден был и весь склон, все лиственницы и все кучи камней, видно было озеро, впадающий в него ручей и топкая низинка в его устье, пионерлагерь на другом берегу и бесконечные равнины дальше, сколько хватает глаз. Но ощущение присутствия кого-то сказывалось всё сильнее. Кто-то злой наблюдал за тобой; кто-то, кому ты не нравился и кто смотрел на тебя, как смотрит хищное животное: положив голову на прижатые к земле, напряжённые передние лапы, немигающим жестоким взглядом. Но было понятно, что это вовсе не животное. Поднимался ветер; звучал он почему-то неприятно и уныло, как-то особенно несимпатично и тревожно подсвистывал в камнях, в перекрученных ветрами ветках лиственниц. Ветер нёс тревогу, непокой и заставлял всё время прислушиваться, ловить ухом: а не звучат ли по земле чьи-то осторожные шаги? Не помню случая, чтобы я задержался в этом месте долго. При том, что взбираться на сопку было интересно — открывался вид на все четыре стороны, на много километров, всегда старался подниматься на сопку с другой стороны. А уж в темноте обходить это место сам Бог велел. Трудно описать напряжение, охватывавшее там человека. Полное ощущение, что за тобой то ли марширует, то ли крадётся целый взвод каких-то созданий… Зверей? Нет, не зверей. Но и не людей. Не сумею толком объяснить, но идущему в темноте по склону становилось очевидно, что тут не звери и не люди, а кто-то другой… Может быть, вообще не имеющий никакого отношения к миру людей и зверей. — 151 —
|