Это была нищая самодеятельная экспедиция, своего рода партизанский отряд науки. Один молодой специалист, двое студентов, пятеро учеников из ПТУ: большая научная сила! Весь лагерь состоял из четырёх двухместных палаток, стола и скамеек под тентом над речным обрывом. С реки наш лагерь выглядел красиво, особенно в яркий полдень: синяя-синяя Ангара, тёмный сосновый лес с бронзой стволов, красные обрывы и грязно-белые палатки на фоне леса. Енисей чаще всего бывает или бутылочно-зелёным, или серым; а вот Ангара обычно голубая или даже ярко-синяя. В отличие от Енисея, на Ангаре речные откосы чаще всего не задернованы и издалека сверкают жёлтым песком. И сам песок на Ангаре почему-то ярче енисейского. И запомнились мне в основном очень яркие, сочные краски. И ещё — изобилие живности. Не только бурундуки, белки и рябчики сновали по самой территории лагеря. Дело доходило до того, что ружья клали на брезент, возле раскопа. — Вова, тебе как этот… во-он, на дальней сосне, слева? — Не стоит, пожирнее прилетит. — И сядет поближе… — Во-во. И непременно находился рябчик, в задумчивости садившийся почти над самой головой. С обычным для всех кур идиотическим выражением он склонял голову, чтобы лучше видеть этих двуногих, но без перьев. Он мелко перебирал ногами, продвигался в нашу сторону, к концу ветки. Ветка начинала гнуться, рябчик задумчиво произносил “ко-ко-о…” И всплескивал крыльями от удивления. — Мужики, вы хоть перья и дробь из раскопа выкидывайте, что за свинство! — сердился начальник партизанского отряда-экспедиции, наш батька-Ковпак Привалихин. Река тоже кишела рыбой. Северный закат начинался часов в восемь, замирал далеко за полночь. И всё это время золотая и розовая река просто гудела от прыжков разных рыб и вся была в кругах от их прыжков. Даже отвернувшись от реки, мы всё время слышали: “Плюх! Шлёп!”. Я очень плохой рыбак, но на Ангаре и я ловил рыбу на голый крючок, без наживки. На закате воздух становился холоднее, мошки летали над самой водой. Ельцы выскакивали из воды, на лету хватали мошек и с шумом плюхались обратно. Достаточно было стоять на берегу и вести удочкой с голым крючком сантиметрах в десяти-пятнадцати над водой, и ельцы приходили в страшное возбуждение, прыгали изо всех сил… И рано или поздно попадались. Постояв минут двадцать, можно было вернуться в лагерь (подняться по склону, и только), принеся рыбы на уху. Чистить ельцов приходилось дольше, чем ловить. Боюсь, эти истории покажутся кому-то типичными рыбацкими рассказами. Но, во-первых, я не рыбак, и гордость “уловителя” сказочной рыбы мне не особенно свойственна. Да и стар я уже, чтобы врать. — 154 —
|