Сибирская жуть

Помахивая хвостом, Лебедь бежал по кочкарнику, через сосновое редколесье, и с ним было особенно надёжно: мы знали, что Лебедь сумеет остановить и медведя, и лося.

Проблема была не в крупном звере, а самом что ни на есть мелком — в гнусе и в комарах. Днём-то ветер относил кровососов, но к вечеру ветер стихал; и когда человек шёл через лес, над ним возвышался серый, мерцающий столб из тысяч и тысяч комаров, беспрестанно толкущихся в воздухе. Этот столб прекрасно различим на расстоянии, а зудение комаров слышится метров со ста, в волшебной-то тишине Севера. Причём человек идёт тихо, по толстой подушке из мха, и зудение слышится ещё до того, как услышишь дыхание или звук шагов. Подошёл человек к тебе поближе, и видно, что вся его штормовка, вся куртка словно шевелится от насекомых.

В этот день всё было, как обычно: мы с Лебедем дошли до шиверы, и после того, как я умыл горящее от укусов комаров лицо, немного посидели там. Вернее, я посидел на камнях, глядя на закат с одной стороны неба и луну со звёздами на прозрачной темени второй, дивясь Северу, где солнце и луну на небе можно видеть сразу. А Лебедь побежал, понюхал камни и потом в кустах на кого-то громко тявкнул.

А обратно мы пошли где-то в полпервого ночи и прошли с километр, когда Лебедь вдруг повёл себя странно. Огромная зверовая лайка внезапно встала, как вкопанная, и шерсть на загривке Лебедя поднялась дыбом. Тихо, вкрадчиво рыча, Лебедь пошёл странной походкой — словно бы вдоль чего-то, куда ему не хотелось. Прошёл метров пять и попятился прямо ко мне, сел возле ноги.

— Что там, Лебедь?!

Пёс поднял ко мне исполосованную жуткими шрамами, страшную морду; в глазах его плескался тёмный ужас, невольно передаваясь и мне. И тут же собака снова уставилась на пустую площадку меж сосен — туда, откуда прибежала.

С первой минуты, как забеспокоился Лебедь, я тут же решил, что там медведь! Сдёрнул с плеча оружие, снял с предохранителя. С расстояния в пять метров заряд картечи из 12-го калибра валит небольшое деревцо, а потом картечь расходится “стаканом” диаметром сантиметров тридцать, и каждая картечина — это по сути небольшая пуля. Теперь эти смерти застыли в моих руках, внутри железных пустых палок, и послать их в зверя или человека я мог одним движением руки.

Но стрелять было совершенно не в кого. Было не совсем светло, но и вовсе не темно — северные сумерки светлые и без теней. Местность была видна по всему редколесью, метров на двести в каждую сторону.

Во все стороны, и сзади тоже, — ни малейшего движения. Я сделал шаг вперёд, и тут же Лебедь, тихонько скуля, двинулся, но не впереди, не рядом — а за мной. Всё тело огромного пса было напряжено, как струна, на морде застыло какое-то безумное и вместе с тем жалкое выражение; зверь шёл, как будто пританцовывал. Я понял, что пёс в любую секунду готов к битве не на жизнь, а на смерть, и к тому же ужасно боится. Но с кем драться?! Кого бояться?! Нигде никого, ничего. Мёртвая тишина, дремотный покой леса в июльскую светлую ночь.