Розенкрейцерское просвещение

А посему я рискну предположить, что «вульгарное» (или «утилитарное») бэконианство Хартлиба обязано своим происхождением вовсе не Бэкону. Скорее, оно вышло из традиции, связанной с именем Ди, хотя сам Хартлиб, как и его друзья, был склонен считать любое усилие, направлен­ное на научный прогресс, проявлением бэконианства. Но, конечно, сказанное не отрицает того всеми признанного факта, что истоки утопизма Хартлиба в значительной ме­ре восходят к «Новой Атлантиде».

И все же интенсивное христианское благочестие «Хри-стианополя», вдохновленного идеями Джона Ди, вероят­но, в большей степени соответствовало натуре Хартлиба (который сам был глубоко верующим христианином и мис­тиком), нежели холодновато-сдержанный настрой Бэконовых сочинений.

Мы теперь переходим к многократно обсуждавшейся теме, предыстории английского Королевского общества, — ради чего, собственно, и была задумана настоящая глава. Может быть, нам повезет, и знакомые фрагменты голово­ломки сложатся в какой-то новый, более связный узор.

Если верить Джону Уоллису, Королевское общество ведет свое начало от нескольких собраний, организован­ных лондонскими учеными в 1645 г., в самый разгар граж­данских войн, на которых обсуждались проблемы натур­философии (в особенности новой экспериментальной фи­лософии) и других областей человеческого знания. Рассказывая об участниках этих встреч, Уоллис вспомина­ет «Доктора Джона Уилкинса, впоследствии принявшего сан Епископа Честерского, а тогда исполнявшего должность капеллана Князя-Выборщика Пфальцского в Лондоне, <...> Мистера Теодора Хаака (одного немца из Пфальца, кото­рый в те времена проживал в Лондоне и был, как мне ка­жется, первым устроителем и организатором сих собраний), и многих других». Достоверность уоллисовского отчета о возникновении Королевского общества оспаривалась мно­гими исследователями, больше полагавшимися на офици­альную историю этого учреждения, написанную Томасом Спратом, в которой лондонские собрания 1645 г. не упоми­наются.

Как бы то ни было, в свете интересующей нас пробле­матики рассказ Уоллиса представляется весьма любопыт­ным, так как явно подчеркивает решающую роль пфальц­ского влияния. По мнению Уоллиса, Хаак, никому не из-иестный немец из палатината, был организатором первых собраний, положивших начало Королевскому обществу. Уоллис также не забывает упомянуть, что Джон Уилкинс (впоследствии одна из главных фигур в Королевском об­ществе) во времена этих первых собраний служил капел­ланом при «Князе-Выборщике Пфальцском» (старшем сыне короля и королевы Богемии). Таким образом, весь рассказ о происхождении Королевского общества приоб­ретает несколько странный «пфальцский» колорит: пер­вые собрания организуются немцем из палатината, в каче­стве представителя Церкви на них присутствует капел­лан пфальцграфа Рейнского.