Розенкрейцерское просвещение

В Англии Коменского встречал Хаак, пфальцский эмиг­рант, очень хорошо и тепло его принявший, а из офици­альных властей — Джон Уильяме, епископ Линкольнский, устроивший в его честь роскошный банкет и предложив­ший бывшему беженцу и религиозному диссиденту руку дружбы. Это произошло в 1641 г., в том самом, когда Хартлиб опубликровал «Макарию», а Джон Дюри — свое столь же оптимистическое произведение, в котором пропаганди­ровал «прогресс учености» и протестантское единство, за­одно убеждая своих читателей в необходимости вернуть Пфальц старшему сыну королевы Богемской. В тот год всеобщего ликования и больших надежд энтузиасты ве­рили, что в Англии новая всеобщая реформация вот-вот свершится — бескровно, без войны, без тех страданий, ко­торые испытала и все еще испытывала Германия. В ту пору и Мильтон увлекся идеей универсальной реформы — в образовании и во всех иных сферах жизни.

Как будто бы люди с радостью ухватились за вновь предоставленный им шанс, упущенный много лет назад, — шанс добиться всеобщей реформации и прогресса, обещан­ных розенкрейцерскими манифестами и не осуществив­шихся в Германии по причине краха фридрихианского движения. Те, для кого этот крах стал горьким разочаро­ванием, теперь приехали в Англию, а англичане, стыдив­шиеся, что когда-то не поддержали немецкое движение, тепло их приветствовали. Произошел новый взрыв «ро­зенкрейцерской» эйфории; новая эра мировой истории, ка­залось, была не за горами. Идеи и восторги начальной стадии этого общественного подъема отразились — с по­разительной достоверностью — в книге Коменского «Путь Света», написанной в Англии в 1641 г., но опубликован­ной значительно позднее.

Мир, говорит Коменский в начале своей книги, подо­бен комедии, коею забавляется мудрость Господня, а акте­ры в ней — люди разных стран. Пьеса еще идет, сюжет не исчерпан, и нас ждут новые достижения человеческого по­знания. Бог обещает нам: величайший свет будет в самом конце. Как мы видим, Коменский использует театраль­ную метафору, столь глубоко укоренившуюся в сознании Андреэ, наставника его юношеских лет, для раскрытия те­мы мира, который должен перед своим концом пережить эпоху всеобщего просвещения.

Когда все частные случаи и законы будут собраны во­едино, продолжает Коменский, можно будет надеяться он ладеть во всей полноте «некиим Искусством Искусств, Нау­кой Наук, Мудростью, что превыше всех Мудростей, Све­том Светов». Изобретения прошлых эпох, навигация и книгопечатание, открыли путь к распространению света. Мы, как можно ожидать, стоим на пороге еще больших достижений. «Всеобщие книжки» (речь идет об упрощен­ных учебниках для начального образования, которые соби­рался издавать Коменский) помогут каждому обучиться грамоте и присоединиться к общему прогрессу. Книга Пансофии будет завершена. Будут основаны училища всемудрости, за которые ратовал Бэкон. А учители всемудрости из всех стран должны свободно общаться друг с другом. «Ибо хотя и правда, что мир сей не совсем лишен есть общения, однако тем способам общения, к коим он прибега­ет, недостает всеобщности». А потому желательно, чтобы «агентов общего счастия и благополучия» было много. Они должны руководствоваться некиим порядком, «дабы всякому из них было ведомо: что именно надлежит ему делать, кому, когда и с чьей помощью; и дабы он мог устроить дело свое наилучшим для общего блага образом». Следует соз­дать Коллегию, или священное общество, которое посвятит себя общему благу человечества и будет скрепляться опре­деленными законами и правилами. Для распространения света весьма необходим также универсальный язык, кото­рый был бы понятен каждому. Этой проблемой займутся ученые мужи из нового ордена. И в конце концов свет Евангелия, вместе со светом знания, распространится по всему миру.